Достоинство и его цена

(Заметка перестроечной эпохи)

Митридора Никифоровна Выгулова, почтенная дама предпенсионного возраста, собралась, как обычно, в воскресенье – свой законный день отдыха на Центральный рынок за продуктами на предстоящую неделю.
Накануне вечером она написала список необходимых продуктов, подобрала пустые целлофановые пакеты и сложила их в сумки, подсчитала необходимую сумму денег и вложила их в весьма потрепанный кошелек, который современники почему-то называют лопатником. Неизвестно отчего произошло это название. То ли оттого, что деньги, которые в него складывают, заработаны тяжким трудом от сохи и лопаты, то ли потому, что этим предметом перелопачивают нечестно заработанные деньги в виде иностранной валюты преимущественно зелёного цвета. Долларов и другой инвалюты Митридора Никифоровна отродясь в руках не держала, а спросить о происхождении этого слова было не кого. На работе спросить ей мешала стеснительность, её могли превратно понять. В своём же доме она слыла нелюдимой, поскольку жила одиноко и с соседями общалась крайне редко и односложно, сторонясь их.
Окружающие считали её высокомерной, а на самом деле она была дамой с хрупкой и весьма ранимой душой.
Воскресенье выдалось непогожим, слякотным. Сеял мелкий, холодный и противный дождь. Автобусная остановка вблизи дома Митридоры Никифоровны оказалась переполненной ожидающими. Автобуса давно не было. Люди страдали и от долгого ожидания, и от промозглого ветра, гуляющего в насквозь продуваемом пространстве, ругали начальство и автобусников. Митридора Никифоровна, настроенная благодушно, стойко сносила все эти неудобства. Ропот людей относила на погоду. На начальство всех уровней, от жэковского до областного, зла не имела. Вообще-то подобная погода всегда камертоном отзывалась в её душе, вызывая у неё грустинку в настроении, но она стоически преодолевала подобное состояние. Впрочем, Митридора Никифоровна смиренно переносила многочисленные жизненные невзгоды, в последнее время бившие по ней всё чаще и больнее, руководствуясь принципом: “Чем хуже, тем лучше!”
Наконец из-за угла появился долгожданный автобус, везущий пассажиров в центр города на площадь Спасителя Отечества. Раньше эта площадь носила неброское название Базарная, что соответствовало истине, ибо Центральный рынок, чья архитектура, по мнению историков и краеведов, уникальна и имела историческое значение, выходил одним из своих фасадов на эту площадь. Но воинственные патриоты настояли на новом названии на гребне всеобщего переименования и переустройства. Ничем другим площадь не изменилась – всё те же грязные лужи, проваливающийся время от времени асфальт, колдобины и трещины, – говорили, что и у новой власти нет денег на благоустройство города, да и вообще ни на что другое, путное денег нет.
Автобус подошёл большой, с гармошкой, но народу было так много, что люди набились в него, как селёдки в бочке. Митридору Никифоровну буквально внесли в салон на руках и со всех сторон стиснули так, что повернуть можно было лишь голову, да и ту с превеликим трудом. Справа стояла особа мужского пола с давно небритой и, видимо, немытой физиономией, потому что в его пегой щетине запутались обрывки разноцветных ниток, птичий пух и крошки от трапезы. Хриплое дыхание его доносило до обоняния почтенной женщины стойкое амбре застарелого перегара, дешёвого табака и спиртного, смешанного с запахом чеснока, лука и приправленного свежей парфюмерией, принятой с утра в качестве допинга.
Не имея возможности куда–то переместиться, убеждённая трезвенница Митридора Никифоровна повернула голову влево, и взгляд её упёрся в пуговицу. Большая тёмно коричневая пуговица, по счёту вторая сверху болталась на одной ниточке на затёртом вечностью плаще, потерявшем на этом вековом пути свой естественный цвет. Голова обладателя этого плаща была на недосягаемой для взгляда Митридоры Никифоровны высоте. Она от нечего делать принялась по полученным данным реставрировать дедуктивным способом судьбу этого человека. Стройное течение мыслей было прервано грубым вторжением чужих рук чуть пониже спины. Не имея никакой возможности повернутся, Митридора Никифоровна произнесла громко и гневно:
— Убери свои пащелки, подонок!
— Это вы мне? – пророкотала басом удивлённая голова обладателя уникального плаща.
— Не знаю!… Скорее всего, тому негодяю, который искал у меня то, что никогда там не терял, – ответила с плохо сдерживаемым раздражением раздосадованная женщина, оскорблённая посягательством на её женское и человеческое достоинство.
Говорящая голова с высоты своего роста, по всей видимости, оглядела тылы соседки и сообщила:
— Ничего подозрительного позади вас, уважаемая, я не обнаружил. Может быть, вам показалось? – голос говорящей головы рокотал связками, словно гитара токарного станка давно не видавшая смазки.
В это время кондуктор, из-за тесноты и давки даже не пытавшаяся прорваться за данью к потенциальным плательщикам, звучно бросила клич:
— Граждане пассажиры, оплачивайте проезд, предъявляйте проездные документы! –Потом по старой привычке лучших советских времён провозгласила, беря «на испуг» – Передавайте за проезд! На линии контроль!
Последнее замечание взбодрило пассажиров и наиболее сознательные из них, привыкшие платить всегда и везде, зашевелились и начали передавать деньги за проезд. Передала и Митридора Никифоровна через голову ароматизированного мужчины справа. До конечной остановки оставалось совсем немного, когда Митридора Никифоровна забеспокоилась, что билет ей так никто и не передал. За это время в салоне автобуса произошла значительная рокировка пассажиров, поэтому дознаться, кому она передала деньги и где её билет до конца поездки не смогла. Закон подлости!
На конечной остановке у всех дверей стояли контролёры. В числе злостных нарушителей – безбилетников они выловили Митридору Никифоровну и алкаша, соседа справа. При нём Митридору Никифоровну принялись стыдить и потребовали уплатить штраф за безбилетный проезд. Униженная, со слезами на глазах она заплатила штраф. С любителя парфюмерии взять было нечего, кроме перегара и его отпустили с Богом.
Проходя в створе кованных узорчатых ворот рынка, гостеприимно распахнутых навстречу потоку покупателей, Митридора Никифоровна кипела негодованием от явной несправедливости по отношению к ней. День был испорчен. Всё её благодушие куда-то испарилось. Если бы не необходимость в продуктах, она немедленно возвратилась бы домой. Однако необходимость вела её к прилавкам. Первая же продавщица овощей с лёгкостью обсчитала покупательницу на рубль. Митридору Никифоровну это потрясло, но сил на спор уже не осталось, и она сделала вид, что не заметила обмана. Зато заметил посторонний мужчина. Рубль был возвращён с извинениями. У прилавка с фруктами, за которым стоял брюнет южных кровей с сахарной улыбкой, её поджидало такое же хамство, как и у родной сельской труженицы. Сахарный красавец не довесил сто граммов яблок, убрав самый хороший плод в тот момент, когда стрелка остановилась на нужной цифре. В ответ на робкий протест сахарный брюнет с наглой улыбкой заявил, что всё правильно. Но в последний момент сделал широкий жест и подсунул хилого уродца из кучи яблок, которых порядочная морская свинка даже нюхать не станет.
Яйца, растительное масло, чай подорожали на четверть, что привело несчастную женщину в шок, поскольку её бюджетная зарплата не позволяла заполнить её потребительскую корзину до нужного объёма.
Домой Митридора Никифоровна вернулась настолько потрясённая и расстроенная, что перипетии фильма «Богатые тоже плачут» вызвали у неё невольное восклицание в адрес героев фильма:
— Вам бы наши заботы при нашей жизни расчудесной, мы бы тогда посмотрели, как вы плакать будете!
Впереди новая трудовая неделя, новые ожидания лучшего: здоровья, повышение зарплат, повышение культуры обслуживания, снижение цен, внимание властей к нуждам простых людей, выраженных в таких действиях как ремонт остановок и нормальное движение транспорта. Но пока это лишь мечты, а реальность в том, что ежедневно человеческое достоинство тысяч людей, таких вот, как Митридора Никифоровна в этот злополучный день, бывает многократно попрано всеми, с кем они волей-неволей общаются.