Случай в Белом море
Все, кто пережил это событие, вспоминают о нём, как о весьма сильном потрясении в своей жизни. Оно зафиксировано в бортовом журнале спасательного корабля ВМФ “Тверца” и было таким необычным, что об этом стоит рассказать. Произошло оно довольно давно – в последней трети двадцатого столетия, а начиналось весьма буднично.
9 ноября 196. года, около полудня к причалу архангельского порта «Экономия», что расположен он в самом устье Северной Двины, разбрызгивая чёрную воду из луж, прикрытых свежим снежком, подрулил УАЗик. Был он защитного цвета с армейскими номерами, поэтому немудрено, что из его чрева выпрыгнули военные люди с вещевыми мешками – восемь военных строителей во главе с лейтенантом. Очутившись на причале, строители тотчас ощутили близкое дыхание Арктики. Дул порывистый ветер, который гнал по небу низкие облака, похожие на объёмистые кули, по самые завязки заполненные снегом. Кули несли свой груз на юг, и по мере продвижения опорожняли запасы над Вологдой, Костромой, Ярославлем, Москвой, Воронежем и так до самых Кавказских гор. Но первые пригоршни пушистых хлопьев кули щедро роняли уже над Архангельском. Не только причал, но и портовые сооружения, ажурные стрелы портовых кранов изукрашены были пушистыми шапками, созданными из снежинок, мельтешащих в весёлой круговерти. Белёсая палитра одним тоном окрасила и небо, и землю, и студеную воду по которой бесконечным потоком шла ледяная шуга.
Лишь какое-то судно, прилепившееся бортом к пирсу, выделялось ярким пятном. Это был лихтер – несамоходная баржа – ржаво-красного цвета, не то окрашенная железным суриком, не то покрытая ржавчиной от долгого соприкосновения с водой. По сходням, переброшенным с лихтера на берег, на его борт поднялся офицер в военно-морской форме, который сидел в УАЗике рядом с водителем. Им был майор Цапкин, главный инженер УНР – военного строительного управления. Заметив в ходовой рубке человека, майор открыл в неё дверь и с порога приветствовал обитателя рубки:
— Здравия желаю, Леонид Иванович! – в ответ прогудело что-то невнятное, но майор продолжил – Привёз своих. Надеюсь, не очень рано? Вслед за этим он прикрыл дверь рубки, и они минут десять о чём-то оживлённо беседовали, листая бумаги.
Солдаты после долгого пути от своего расположения до порта разминали ноги, когда майор Цапкин вышел из рубки и сделал приглашающий жест. Лейтенант зычно подал команду: “Ко мне!” Солдаты поспешно подошли к командиру и вслед за ним дружно поднялись на борт судна. Майор представил подошедшим, стоявшего рядом человека:
— Шкипер Леонид Иванович, прошу любить и жаловать! На ближайшее время все его указания для вас закон, он здесь главный. – Затем обернулся к шкиперу и, указав рукой на подчинённых, сказал – Лейтенант Горелов и его команда для сопровождения груза.
Груз, который предстояло сопровождать, имел важное оборонное значение, хотя это было не оружие, а строительные материалы, продукты питания и обмундирование. Решение о его доставке на противоположный берег Белого моря принималось на самом высоком областном и флотском уровне, поскольку дважды шторма отправляли подобные грузы на морское дно. Между тем, строящийся объект имел важное стратегическое значение для обороны страны, поскольку был звеном в цепи подобных объектов, строящихся по всему арктическому побережью от Кольского полуострова до Чукотки. Удалённость объекта от основной базы снабжения усугубляло положение военных строителей, у которых продовольствие было на исходе, а зимнее обмундирование за лето не успели перевезти к новому месту дислокации.
Официально навигация закончилась, нынешняя попытка последняя и решение о ней принималось на уровне первого секретаря Архангельского обкома КПСС.
На вопрос, адресованный им капитану-директору Морского пароходства: “Кому вы доверите транспортировку груза?” тот незамедлительно и уверенно ответил:
— Шкиперу Удальцову, коммунисту с тридцатилетним стажем, наставнику, передовику производства. Никто лучше Леонида Ивановича с этим заданием не справится.
— Не подведёт? – Что вы! Он всю войну на торпедных катерах служил на Северном Флоте, жить не может без моря и знает его лучше собственной квартиры.
— Хорошо. Полагаюсь на Ваш выбор, – одобрил первый секретарь обкома, затем, показывая на военных, приглашённых на совещание, сказал капитану-директору – детали обсудите вместе. Нельзя спешить, но и медлить преступно. После праздников, скажем числа десятого, доложите мне о выполнении поручения. Имейте в виду, этот рейс на контроле в ЦК.
Так что Леонид Иванович шёл не в простой рейс, он сильно рисковал жизнью, но ему не привыкать – война закалила. В свою команду он подобрал четверых матросов, которые пошли с ним не столько из-за денег, сколько испытать себя. Но и обещанная премия была не лишней, навигация кончилась
Посчитав свою миссию на судне выполненной, майор Цапкин попрощался со всеми за руки, пожелал «семь футов под килем» и сошёл на берег. Усевшись на своё место в машине, ещё раз приветственно помахал через стекло. Машина фыркнула и покатила прочь, через несколько минут её уже невозможно было разглядеть за пеленой снега.
Шкипер, казалось, не смотрел на оставшуюся команду, бывшую не то дополнением трюмного груза, не то его охраной, не то простыми пассажирами. Он пригласил их в каюту, вход в которую был в виде будки с покатой крышей. Каюта не была рассчитана на такое количество людей, но непогода заставляла ценить даже такие удобства. Шкипер рассудил, что в эту ночь ни ему, ни матросам спать не придётся, погода портится, а бойцы со своим лейтенантом как-нибудь перекантуются. Ходу здесь восемнадцать часов, самое большее сутки. Опять же, лишние руки, в случае чего, помогут с грузом управиться. Давая инструктаж своим новым подопечным, шкипер не глядел на них. Его взгляд был направлен на какую-то заклёпку в дальнем углу каюты. Сдвинутые к переносице брови, щёточка пегих, прокуренных усов и простуженный, хриплый голос делали каждое его слово весомым и не допускающим возражений:
— Гальюн на корме. Кока нет, кормить буду сухим пайком, но помалу, запас харчей невелик.
Лейтенант, растерявшийся вначале от наставлений шкипера, взял себя в руки и сделал попытку изложить своё мнение на сей счёт:
— Нас кормить не надо, у нас свой сухой паёк имеется, зачем мы вас объедать будем? А вот водицы не мешало бы испить, горло пересохло.
— Здесь я хозяин! – словно не слыша лейтенанта, прогудел шкипер – Моё слово – закон! Сказал: “Буду кормить!”, значит, буду кормить, мне до вашего пайка дела нет – гудел он в пространство, по-прежнему минуя всех присутствующих своим взглядом – вода в анкерке – он кинул взгляд на питьевой бачок с латунной кружкой, явно выделанной из орудийного снаряда и привязанной к нему цепочкой. Тотчас солдаты, давно испытывавшие жажду, потянулись к бачку и, зачёрпывая тяжёлой кружкой, стали жадно пить холодную до ломоты в зубах воду. Шкипер, посчитавший, что всё основное сказал, повернулся и собрался покинуть каюту, когда его остановил вопрос лейтенанта:
— Леонид Иванович, чем мы вам можем помочь? Если какая помощь нужна, мы всегда рады быть вам полезными!
Приостановившийся на мгновение шкипер что-то буркнул себе в усы и стал подниматься по ступеням вверх. Но, если бы кто-нибудь смог увидеть его лицо, то увидел затаившуюся в уголках глаз и губ добрую усмешку. Старый моряк остался доволен словами лейтенанта.
А тот, оставшись со своими подчинёнными наедине, потребовал, чтобы солдаты не путались под ногами у моряков, и не мешали им готовиться к рейсу. Когда солдаты запросили разрешения покурить, то лейтенант посоветовал курить на палубе, рассудив, что в маленьком помещении и без курева скоро дышать будет нечем. Вместе с курильщиками Горелов поднялся наверх и увидел, как, расталкивая корпусом шугу, к причалу подходил корабль. Сквозь мельтешение снежинок Стёпа Кулибаба прочитал едва различимое название – «Тверца». Корабль был похож на атлета, у которого кроме тренированных мышц не было ничего лишнего. По своему назначению он являлся спасателем. На случай шторма только такое судно способно провести лихтер через беспокойное море, потому что, имея большую осадку и две мощных двигательных установки. Спасатель мог противостоять огромным волнам.
Едва буксировщик причалил, как команды обоих судов принялись заводить буксирные тросы, каждый из которых был в руку толщиной. Воинская команда строителей стояла у лееров правого борта и во все глаза наблюдала за происходящим. С корабля слышались команды боцмана. Скрежет кабестанов и гудение двигателей мощных лебёдок скрывали ядреную речь моряков. Наконец работа была завершена, боцман поднялся на капитанский мостик и доложил о готовности к буксировке. То же самое по радио доложил шкипер лихтера.
Наверное, в это время капитан “Тверцы” должен был подумать о пассажирах лихтера, об их безопасности, тогда бы можно было избежать многих трудностей и опасностей рейса, но этого не произошло и случилось всё то, что случилось.
Капитан прокричал в мегафон: “По местам стоять, швартовы отдать!” Ветер, хулиганя, рвал слова на части, потому слышалось: ”…там …ять, …товы …ать!” Шкипер Леонид Иванович повторил команду капитана. Отдали швартовы, за кормой спасателя вскипела вода от бешено работающих винтов, и оба судна, отделившись от причала, двинулись к фарватеру. Солдаты дурашливо замахали остающемуся порту, равнодушно проводившему их в рейс.
— До свидания, Архара, – фамильярничали солдаты с полюбившимся Архангельском.
— Прощай, “Экономия”! До встречи, Мурман. – Они знали, что отбывают на Кольский полуостров надолго, возможно, до самого дембеля, и ждали встречи с Заполярьем, с его таинственной тундрой, северными оленями, лопарями. Постепенно портовые сооружения остались за кормой, и не сдерживаемый ими ветер разгулялся, швыряя в лицо снег и брызги воды. Спустившихся в кубрик военных ждал сюрприз. Один из матросов разогрел огромную банку с консервами, так что вкусный запах вызвал острый приступ голода, а на плите уже грелся большой латунный чайник. Иззябшие солдаты встретили приготовления с энтузиастом, а лейтенанту было совестно, что наломавшийся в тяжёлом труде экипаж, беспокоится об них, не ударивших палец о палец.
Ещё когда караван из двух судов двигался по одной из проток двинской дельты в виду Летнего берега, снегопад начал стихать. Караван шёл курсом норд-вест. В сгущающихся сумерках на берегу по правому борту просматривались деревья и дальние огни жилья. Вместе с тем, ветер усилился, и море встретило зыбью. На верхушках волн появились белые гребешки, ветер срывал их и бросал в лицо. “Тверца”, удаляясь от лихтера, вытравила не менее сотни метров буксирных тросов, но он послушно шёл за своим вожаком.
Ровно в шестнадцать часов в каюту спустился шкипер с двумя матросами и объявил об обеде. Моряки, независимо от погоды едят через каждые четыре часа, столько длится вахта. Трапезничают все, кто не на вахте и не спит. То ли обед, то ли полдник оказался очень аппетитным, солдаты мигом съели тушёное мясо с рисом, явно китайского производства, чай тоже оказался весьма вкусным, на травах.
Один из матросов, наскоро перекусив, выбрался из каюты наверх. Вскоре вместо него появился вахтенный в штормовке, с надетым на голову капюшоном, по которому стекала вода. Стоя в дверях, он стряхивал с одежды влагу и негромко ворчал:
— Чует моё сердце, будет шторм! Ветер крепчает. – Затем погромче, обращаясь к шкиперу, – Чиф, что-то в трюме потряхивает. Все прислушались. Где-то в трюме что-то трещало и громыхало, тем более что начала ощущаться качка, которая с каждой минутой становилась сильнее.
Леонид Иванович прогудел себе под нос, что нужно вначале пообедать, пока ничего страшного не происходит. Быстро завершив трапезу, он натянул штормовку с капюшоном и вышел на палубу. Сильный порыв ветра ворвался в каюту, охладив нагретый воздух помещения. Все ждали чего-то необычного. В этом тревожно – напряжённом ожидании вдруг прозвучал голос Семёна Щербины, хорошего гитариста и певца:
Гей, хлопци, не журытысь, давайтэ заспиваемо! – он взял несколько гитарных аккордов и запел.
Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовёт!
Песню подхватили земляки Семёна, братья Кулибабы Василий и Степан, родившиеся в одном году, но в разные месяцы – один в январе, другой в декабре. Их красивые, чистые тенора вплелись в звучание –
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
А волны и стонут, и плачут,
И плещут о борт корабля…
— Как это верно! – думали их товарищи, слушая согласное пение. Некоторые из них подпевали вполголоса и под солдатской формой, где-то в глубинах душ просыпаются романтические мечтания. Все мальчишки и некоторые девчонки, вступая в романтический возраст, бредят жаждой новых ощущений. Кто-то рвётся в космос, покоряя вместе с фантастами неизведанные его глубины, кто-то мечтает летать, путешествовать в неисследованные места, бороздить морские просторы и глубины.
Корабль мой упрямо качает
Крутая морская волна.
Поднимет и снова бросает
В кипящую бездну она.
В тему песни лихтер подбрасывало на волнах. Выходить на палубу никому не хотелось, вероятно, место романтики постепенно занимает тревога, слегка заглушённая гитарными переборами да песней.
— Товарищ лейтенант, помните, вы недавно нам на политзанятиях рассказывали о тех ребятах, что на барже плавали по Тихому океану? – это обратился к командиру Тофик Гасанов, что третий день носил погоны ефрейтора и был бригадиром сантехников. Когда встал вопрос о назначении бригадира в этой сборной команде, то единодушно выбрали Тофика. Кроме Тофика и Щербины эту историю никто не слышал, поэтому лейтенант Горелов решил ещё раз рассказать о той давней истории.
— Конечно, помню. Я сам ещё в школе учился, когда случилось это событие, да и вы кое-что должны были слышать и ещё помнить, хотя вам было по девять-десять лет. Не только наша страна, весь мир был восхищён мужеством простых парней. Они были тоже военными строителями. Младший сержант Асхат Зиганшин, рядовые Филипп Поплавский, Анатолий Крючковский и Иван Федотов оказались на барже с грузом строительных материалов, вот как мы сейчас, только судовой команды у них не было. Шторма на Тихом океане бывают такие, что волнение нашего Белого моря – легкая рябь в сравнении с ними. Оторвало ночью баржу штормом от причала, и понеслась утлая посудина по океану. Сорок девять суток без нормальной еды и пресной воды мирные солдаты выживали, поддерживая друг друга. Их уже искать перестали, так что надеяться можно было только на чудо. Но ребята не бездействовали, не падали духом. Они собирали росу и дождевую воду, когда доели последние крохи из энзе, то стали варить холодец из кожаных ремней, сапог и даже мехов гармошки. Делились всем честно и поровну, не мародёрствовали и крохоборничали. Вот это настоящее воинское братство…
Плавание длилось уже третий час. Солдаты сидели на полу, в утеплённых бушлатах и слушали повествование командира. Потряхивание как-то незаметно перешло в «пляску» – лихтер то нырял вниз, то взлетал вверх, амплитуда с каждым мгновением нарастала. В один из подъёмов дверь каюты распахнулась, и в помещение вместе с порывом ветра ворвались шум моря и скрежет буксирных тросов. Вошёл шкипер и прохрипел, обращаясь к лейтенанту:
— Ну, как вы тут?
— Немного лучше, чем вы там, – отозвался офицер, затем спросил – Леонид Иванович, шторм баллов пять или больше?
— Не шторм это, свежий ветерок. Пока ещё трёх баллов не набирается. Мы покуда что по Двинской губе идём, а как на траверс Верхней Золотицы выйдем, то и пять баллов не за горами. – Затем сказал – Хорошо, душевно поёте, я даже молодость свою вспомнил, сколько раз мимо Рыбачьего ходить довелось. – Голос шкипера помягчел, но не надолго. – Вы, ребята, реже наверх поднимайтесь, море шутить не любит. Аккуратнее будьте наверху, за леера держитесь.
Шкипер ушёл, натянув капюшон на голову поглубже. На сердце стало спокойнее. Солдаты зашевелились, кому-то срочно понадобилось по нужде, кто-то хотел покурить – лейтенант по-прежнему не разрешал дымить в каюте.
Вместе с самыми нетерпеливыми, Горелов поднялся наверх. Шкиперский «свежий ветерок», мигом залез под офицерскую шинель и мгновенно изгнал оттуда накопленное тепло. Горелов зябко поёжился, вглядываясь в темень. Впереди виднелись топовые огни “Тверцы”, на мачте лихтера тоже светились фонари. Подойдя к носу лихтера, офицер увидел, что буксирные тросы ушли под воду, и он представил эти две дуги, что соединяют два судна и влекут лихтер наперекор водной стихии. И толстенные стальные тросы – гарантия того, что они одолеют эту стихию. На палубе никого не было, вероятно, шкипер с матросами были в трюме. В рулевой рубке виднелось лицо вахтенного, подсвеченное светом фонаря. Горелов вошёл в рубку – тесное помещение, где трём человекам не развернуться.
Матрос тот, что раньше всех ушёл с обеда, стоя у штурвала – большого рулевого колеса – молча покосился на лейтенанта, словно ожидая вопросов. Как успел заметить лейтенант, матросы лихтера были подстать шкиперу – молчуны, говорунами их трудно назвать.
— Зачем штурвал держать, всё равно ведь к буксиру привязаны, никуда не снесёт – спросил рулевого лейтенант.
— Да что ты, мало ли что может случиться. Натяжение на оба троса должно быть равномерным, иначе может не выдержать и порваться.
— Такой толстый трос?
— А ты прикинь, при такой длине тросов они похожи на шпагат, чуть не досмотришь – лопнет. Тут надо учитывать и волнение моря, и ветер: направление, силу, да много чего нужно учитывать… – вахтенный зорко посмотрел вперёд и чуть-чуть подвернул штурвал.