Просека



Люди по своей природе делятся на несколько категорий по обожанию природной среды обитания и умению в ней жить. Мореманы жить не могут без моря. Кочевники обожают открытые пространства, будь то пустыня, степь или тундра. Все люди в чужой среде чувствуют себя не уютно. Это аксиома, это давно знают психологи. И не всякий степняк или тундровик сможет понять лес так, как его исконный обитатель.

Я – человек степной. Рождённый в степном краю и взращённый степью, всегда относился к деревьям, как существам, наделённым душой и имеющим таинственную обратную связь с теми людьми, которые их любят, сажают и выращивают.

Наверное, древнее ведическое знание о взаимодействиях между деревом-существом и человеком заложено в нас генетически. А осуществляются они в незримом тонком мире. Не знаю! Но всё возможно. Не зря же друиды наделяли деревья человеческими чертами. Они – друиды – ведали это. Мы же утратили многие их знания и ощущения. Не случайно, леса наши загажены и болеют, как больны мы с вами.

Так вот, меня, степняка, после окончания военного строительного училища направили, как и многих однокашников, в военно-строительную часть строить всё, что нужно для безопасности Родины на земле, под землёй и, если понадобится, на Луне. До Луны, несомненно, было ещё далеко, а на земле-матушке работёнки хватало!

Незадолго до выпуска, на очередном партийном съезде тогдашний министр обороны Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский доложил, что над нашей страной создан «голубой щит». Что это означало, стало ясным позднее, а тогда это сообщение у многих вызвало, если не вздох облегчения, то уверенность, что будем жить без войны, вопреки проискам империалистов.

Правда, к этому времени с обеих сторон накопили столько ядерного оружия, что его хватило бы, чтобы уничтожить всё живое на Земле десятки раз и превратить планету в рой астероидов, наподобие легендарного Фаэтона. В американских штатах развернулся бум строительства индивидуальных атомных убежищ, а у нас – ракетно-ядерных комплексов для защиты главных индустриально-промышленных центров. Страна, только-только оправившаяся от последствий войны с фашизмом, вынуждена была напрячь всю свою мощь, чтобы защищаться от угрозы новой войны и, по возможности, достойно ответить на неё «всесокрушающим ударом». Это был самый мощный виток «холодной войны», которую, как теперь хорошо известно, из рассекреченных документов Государственного департамента США, начали не мы.

Одним из районов сосредоточения части «голубого щита» для Москвы и Ленинграда был избран Валдай. Вскоре тихий и мирный край огласился рёвом моторов техники. Сюда прибывало всё самое лучшее, чтобы, перемесив старинную новгородско-тверскую землю, изрыть её шахтами и траншеями; закопав в неё сотни тысяч тонн стали и бетона, связать комплексы кабелями электропитания и системами дистанционного управления комплексом (СДУК); угробить сотни единиц строительной и автомобильной техники; оставить после себя неприметные стартовые позиции баллистических ракет и преотличнейшие бетонные дороги военного назначения.

После сдачи в эксплуатацию очередного комплекса, строители перемещались на новое место. Всё начиналось сызнова: новые пусковые шахты, новые сотни километров кабелей, новая техника. Казалось, только воинские части оставались прежними. Но это не так! Незаметно происходила их ротация. Из трудных условий валдайского быта часть строителей уезжали к заслуженному комфорту, меняя «старожилов», живущих в хороших бытовых условиях, ими самими созданных.

Наша специализированная часть неожиданно получила приказ на передислокацию с архангельского севера. Враз поломался налаженный быт и солдат, и офицеров. В течение трёх дней собрались и, погрузившись в вагоны, поехали куда предписано. Ещё в дороге просочилась информация, что едем на Валдай. Это слово звучало, как переливы колокольчиков, подвязанных к дугам ямщицких троек, и будило романтические грёзы. Однако  действительность оказалась менее романтичной – жить солдатам в лучшем случае приходилось в холодных, наспех собранных сборно-щитовых казармах или в брезентовых палатках в лесу, где не было иных развлечений, кроме работы, работы и ещё раз работы. Даже для помывки солдат не вывозили из мест дислокации, периодически к ним приезжали машины банно-прачечного отряда. Или летучка с киноустановкой приезжала показать заезженные фильмы. Сверхсрочники и  офицеры раз в две недели могли поехать в гарнизон навестить семьи, у кого они были или просто отдохнуть от ежедневного изматывающего напряжения.

Для начала мне поручили со своим взводом прорубить в вековом лесу просеку под ЛЭП – линию электропередачи. Задача лично для меня была настолько необычной, что поначалу казалась невыполнимой. Но спорить не стал, приказ есть приказ.

Для несведущего читателя поясняю. В Советской армии существовало два вида военно-строительных отрядов или отдельных строительных батальонов (ВСО) – общестроительные и специализированные. В специализированных ВСО, выполняющих строительно-монтажные работы повышенной сложности, в том числе электротехнические и сантехнические, командирами взводов чаще всего служили офицеры, которые несли двойную нагрузку. Будучи отцами-командирами своих подчинённых, они выступали и в качестве мастеров прорабских участков – проверяли наряды на оплату выполненных работ, вели табеля, следили за количеством и качеством работ, выполняемых бригадами, варьировали как количество бригад (звеньев), так и их численность в зависимости от выполняемых задач. Таким образом, во взводе при трёх отделениях, могло быть и пять, и семь бригад или звеньев

Командиры взводов в таких частях опора, на которую давили и командование части, и производители работ. С одной стороны такой офицер должен быть хорошим командиром-воспитателем с точки зрения общевойсковых требований; т. е. сегодня он строитель, а завтра, в случае необходимости, получит на взвод оружие, быстро обучит мирных людей в солдатской робе приёмам владения им и марш в атаку! С другой стороны его отлично подготовили разбираться в СНиПах – строительных нормах и правилах, проектно-сметной документации, в чертежах; он способен самостоятельно вести объекты от нуля до сдачи в эксплуатацию «под ключ». Так что это командиры универсалы, что предопределено самой системой обучения – военный ВУЗ в корне отличается от гражданского, большей  целенаправленностью.

В данном случае, прораб на месте будущего фронта работ показал репер, с которого нужно начинать, и направление просеки. Нетерпеливо, со скукой – подумаешь, какая-то там просека! – выслушал вопросы, касающиеся технической стороны,  выдал наряд на весь объём работ и убыл. Кажется, после этого я его больше не видел.

Зампотех роты с вечера, под расписки бригадиров, как людей материально ответственных, выдал на взвод три новеньких бензопилы, несколько двуручных пил в заводской смазке, дюжину топоров, напильники, пассатижи, канистры под бензин и брезентовые рукавицы.

Всё бы было нормально, если бы во взводе нашёлся хоть один человек знакомый с валкой леса. Но нет, учиться нужно будет с нуля, познавая все премудрости дела в процессе работы.

Стоял конец мая, лиственные деревья давно уж оделись в листву, а хвойные потрясали своей высотой и толщиной. Настоящий заповедный корабельный лес, который сам Пётр Великий наказывал беречь и приумножать. Ароматы разогретой хвои, цветущих трав и ягодников буквально окутывали любого, кто в них окунался. Казалось, пей их – не напьёшься! Воистину! – целебная атмосфера.

Однажды этот непуганый лес с самого утра огласился голосами солдат, которые должны были прорезать в нём широкую просеку под мачты ЛЭП. Сень леса таила сумерки, а вершины уже освещало солнце. День обещал быть жарким, как от солнечных лучей, так и от накала работы. Многоголосый пересвист и щебет лесных пичуг перекрывали то тревожный стрёкот сорок, то протяжное кукование кукушек. То вдруг всё это замирало, и было слышно, как дятел долбит по стволу, выискивая личинок, или застрекочет белочка, мелькая рыжеватой шубкой средь веток.

Внезапно в идиллические звуки спокойного лесного царства ворвался звук мотора работающей пилы. Волжанин Коробов, чей отец зачищал от леса дно Горьковского водохранилища, припомнил, как тот управлялся с бензопилой. Навык отца пригодился сметливому сыну. И вот, вращающаяся острая цепь впилась в сочное тело ближайшего деревца. Секунды, и спиленное под корень деревце кренясь, начало хаотично падать, едва не придавив самого пильщика, тот успел отскочить в сторону, оставив мотопилу, зажатой стволом. Только по необыкновенному везению пила осталась невредимой, а вальщик и все остальные, кто был рядом с ним, отделались лёгким испугом.

— Отставить работу! – закричал я, сообразив, что нарушаю технику безопасности, не проведя под роспись инструктаж на рабочем месте. Журнал инструктажа был со мной, но в суматохе подготовки к работе совершенно забылось о формальности.

О чём говорить подчинённым? Что я сам знаю о лесоповале? Только то, что смог  узнать из книг, из кино, что увидел только сейчас на примере младшего сержанта Коробова, что подсказывал здравый смысл. Даже не всякий горожанин, живущий в лесной зоне, смог бы внятно объяснить технологию лесопиления, если он с нею не соприкасался лично, а мне – степняку каково? Под руками ни книг, ни наставлений, в которых я смог бы немедленно почерпнуть эту премудрость, но говорить о чём-то надо. Причём, конкретно, не размазывая кашу по тарелке.

Теперь не помню я тот инструктаж в подробностях, зато вспоминается чувство удовлетворения от услышанного как-то, когда в процессе работы, уже имея определённый опыт, подчинённые говорили между собой:

— Ты что, забыл, о чём нам лейтенант говорил? Нужно делать так… — Это означает, что тогда я интуитивно говорил по делу.

Но я сам понимал, что нужно присматриваться к работе солдат, учиться у них и учить других подсмотренным приёмам. На перекурах устраивались «пятиминутки» – своеобразные школы передового опыта между вальщиками, раскряжевщиками, обрубщиками. Для начала подобрал сообразительного парня, который выполнял обязанности инструментальщика. Он точил топоры, разводил и точил зубья двуручных пил, менял и чинил пильные цепи. Первые практические занятия инструментальщику по разводке и заточке зубьев пил давал самолично, припомнив школьные уроки труда и давний  опыт, полученный от братьев во время ремонта  дома. Дело это тонкое и важное, от него зависит количество и качество работ.

Такая же история была с обрубщиками сучьев, с которыми индивидуально отрабатывал точность ударов топором, чтобы ствол становился гладким, а сучья не торчали, как рога плавучей мины.

Постепенно просека начала приобретать свои очертания. Качество работы вальщиков начало переходить в количество. За неделю они освоили приёмы валки деревьев толщиной в два-три обхвата с использованием клиньев и разноуровнего запиливания с двух сторон. Научились точно рассчитывать направление падения дерева, так чтобы легче было работать раскряжевщикам. Темпы работы нарастали и между звеньями вполне естественно, без всякого нажима с моей стороны, возникло соревнование “Кто больше и лучше!” От этого напрямую зависел заработок каждого. Через неделю между собой конкурировало шесть комплексных звеньев.

В лесу каждый день и час светлого времени шла напряжённая работа. Жара все дни стоит неимоверная, воздух, напоенный запахами древесных соков, колышется от зноя и комаров. Птицы поют и пересвистываются на сотни голосов. В этот гомон вплетаются и перешёптывание листвы, и звон насекомых, и звуки, издаваемые работающими людьми и их инструментами. Лес шумит и стонет от падающих то здесь,то там тяжёлых деревьев, от перекличек десятков людей. Надрывно воют мотопилы вальщиков, звяканье топоров обрубщиков, чавканье и поскрипывание двуручных пил раскряжевщиков.

Командование роты и части прибыло проверить, как идут дела во взводе, вникая во все мелочи, и удивлялось столь быстрым успехам. Конечно, было приятно узнать добрый отзыв о себе на ближайшем совещании офицеров части.

Я был уверен, что мой заместитель, старший сержант Ринат Рафиков, не допустит сбоя в работе во время моего отсутствия. Рафиков – татарин из Казани, а всего в моём взводе на пятьдесят человек приходилось тридцать семь наций – настоящий интернационал. Впрочем, в роте, где служили сто двадцать пять человек пятидесяти девяти национальностей, это было не удивительным. Такие рекорды – заслуга  капитана Бамбурова, недавно ставшего майором, бывшего командира роты – личности в своём роде примечательной. Фронтовик, он прошёл свой армейский путь от рядового до майора, не миновав не единой ступени. Когда в часть прибывали солдаты, плохо владеющие русским языком, их направляли в первую роту, где по особой методе они обучались языку и через три месяца свободно на нём изъяснялись.

После совещания я без задержки прибыл на просеку. Меня встретили крики “Осторожно! Поберегись!” и вслед за этим то в одном месте, то в другом падало дерево. Впервые мне пришлось наблюдать эту картину со стороны, издали, и зрелище меня впечатлило. Всё увеличивающееся пространство просеки завалено древесной (складывать её в штабеля будут другие). По сторонам её могучей стеной стоят деревья, которым повезло остаться в живых, а впереди те, чья очередь подходит. Вот седая ель, которой может быть и сто, и двести лет. Она устало свесила огромные лапы, словно нянька, охраняющая молодой подрост, хороводом окруживший её. Толстая купчиха – осина угрюмо поскрипывает, замирает и прислушивается к тому, что делают с нею внизу. Вдруг её пронзает дрожь всю сверху донизу, она удивлённо замирает и начинает крениться, натружено вздохнув. Рассекающие воздух ветви её возмущённо шумят на лету, потом пружинисто припадают к земле, кряхтят и вскидывают кверху комель… Обрубщики сносили ветви в средину просеки, где пылало окопанное и безопасное кострище.

Но что это? На краю просеки пылает костёр. Возле него сидят на перекуре мой заместитель и командиры отделений. Пламя костра огромной свечой горело у вековой ели, которая от жары источала легковоспламеняющиеся эфирные вещества. В голове промелькнуло: – Быть беде!

В этот момент с лёгким хлопком хвоя вспыхнула, и дерево запылало, разбрасывая вокруг себя горящие ветки. Если бы прошедший ночью дождь не промочил траву, она уже горела бы, но горело вверху. Поднялся ветер – вечный спутник лесных пожаров, и мне было видно, куда двигалось верховое пламя. Одно за другим вспыхивали кроны деревьев, промедление грозило уничтожению основного массива леса. На бегу быстро созвал всех с пилами и топорами, и, рассчитав скорость распространения пламени, показал места, где нужно было валить деревья.

По моему мнению, если вырубить деревья небольшой дугой на опережение пожара, то можно лишить пламя пищи. Работа шла так быстро, что пожар не успевал пожать скорбную жатву. Но где гарантия, что, добравшись сюда, пожар стихнет, а не перебросится дальше. И тут пришло решение – встречный пал. Как, откуда пришло это решение? Интуиция!? Вон оно генетическое знание в действии! Это был большой риск.

— Эх, отвечать, так до конца! – Воскликнул я и попросил поджечь костерок у осинки. Невинное деревцо мгновенно вспыхнуло, и новый пожар стал быстро набирать силы, двигаясь навстречу противнику.

Весь взвод с тревогой и интересом устало, утирая пот, наблюдал, как две стены огня встретились в жестокой борьбе. В эти минуты все впервые наблюдали встречный пал в действии. Я боялся только одного, чтобы сдвоенное пламя не перекинулось через прорубленную нами дугу. Сил на дальнейшую борьбу у нас не оставалось. Бешено загудев, взметнувшись ввысь, так что, казалось, сейчас всё вокруг займётся новым пожаром, пламя упало вниз и умерло у нас на глазах. Бог оказался милостив к нам, непоправимое не произошло.  Рёв радости и счастье на лицах победителей стихии – естественная реакция мужчин. Это была победа, возможно, в первом значимом сражении в их жизни.

Моё предположение оказалось верным. Риск оправдался.

От пережитого напряжения ноги мои подкосились и я сел на ближайший пенёк. Ко мне подошёл старший сержант. Я молча глянул на него и не увидел следа вины и раскаяния на его лице. В тот момент бесполезно было говорить о его виновности в происшедшем.

— Старший сержант Рафиков, возьмите людей с лопатами, пройдитесь по гари и тщательно засыпьте все дымящиеся головешки! Отвечаете лично! – официально приказал я виновнику. Что такое исполнительность и дисциплина мой зам понимал хорошо, поэтому, козырнув, он молча отправился выполнять приказ.

Время замедлилось. Бросив взгляд на часы, заметил, что прошло два часа с момента начала пожара, а уже столько событий произошло… Меня радовало отсутствие ожогов и ранений у подчинённых. Всё же до обеда провёл внеочередной инструктаж по правилам пожарной безопасности при производстве лесосечных работ, с разбором происшедшей ситуации и причин её возникновения.

Перед тем, как покинуть просеку, ещё раз прошлись по гари, загасив две головни.

Для себя решил, что поднимать панику в части по поводу пожара нет смысла, солдаты и сержанты без того всё поняли из моих нотаций.

Тем не менее, очень скоро весть об этом просочилась к верхам. Не могла не просочиться, поскольку я знал, что начальство имело в каждом подразделении своих осведомителей, поэтому узнавало обо всех происшествиях без наших докладов. Именно поэтому я не хотел сам первым докладывать о пожаре.

Уже на следующий день на просеке появился начальник штаба майор Тоценко. Он привёз почту для всех, мне лично пришло три письма: от мамы, двоюродного брата Виктора, служившего в армии и хорошей знакомой, которая сообщала, что 10 июля родила сына-первенеца и делилась со мной своей радостью.

Пока я, как и все получившие письма, читал и перечитывал послания, Тоценко искал место пожара, найдя его, неспешно изучал наши действия по его устранению. Мы старательно делали вид, что не замечаем его изыскания и продолжали работу в обычном режиме. Как обычно то здесь, то там гул пилы замолкал. Протяжный крик “Бе-ре-ги-и-и-сь!”, за ним резкий звук обламывающегося ствола и, наконец, падение дерева, треск ломающихся сучьев… Очередное дерево падало на землю, производя звук подобный шумному посмертному выдоху человека – ещё одна лесная душа отлетела в горние выси.




не в дугутак себенормальнохорошоотлично! (голосов: 3, среднее: 5,00 из 5)



Ваш отзыв

Вы должны войти, чтобы оставлять комментарии.

  • К читателю
  • Проза
  • Поэзия
  • Родословие
  • Изданное