RSSКурьер
Когда-то в учреждениях и конторах для экономии времени и почтово-телеграфных издержек существовали курьеры и посыльные, которые по мере развития средств электронной связи, постепенно исчезают сами собой. Поскольку в маленьких конторах курьеры были заняты не полный рабочий день, то часто их просто-напросто не было, а их обязанности в нагрузку и совершенно бесплатно исполняли сотрудники контор.
Гаврик часто помогал маме разносить разные бумаги по адресам, когда ей поручали курьерские обязанности. Как правило, все эти бумажки и документы следовало вручать адресатам под роспись. Для этого существовала специальная курьерская книга. Получит адресат или в его отсутствии взрослые родственники предназначенное ему послание, поставят роспись в нужной графе – можно двигаться дальше, к новому адресату. И так в течение нескольких часов при любой погоде: в жару и холод, снег и слякоть, под проливным дождём и в метель – ведь, не получит адресат вовремя нужную бумажку и колёсико в сложном государственном механизме пробуксует, произойдёт сбой в его работе.
Гаврик заметил, что чаще всего ему приходилось носить эти ненавистные бумаги именно в непогоду. И чаще зимой, чем летом. Но он был вынужден смириться с таким положением, потому что хотел хоть чем-то посильным помогать маме. Пока он ходил по адресам, мама могла что-то нужное сделать по дому: постирать, приготовить еду или просто отдохнуть, если она чувствовала себя нездоровой.
В каждом деле бывают какие-то неприятности. И Гаврик этого не миновал.
Несколько раз его кусали цепные собаки. В первый раз это случалось, когда он хотел пройти к нужному дому по кратчайшему пути через огороды. Мальчик спешил, у него оставалась последняя повестка, и ему хотелось быстрее завершить свой поход, тем более что начинало смеркаться и пуржить.
Пёс выскочил из своей тёплой будки замаскированной под сугроб совершенно неожиданно, чем сильно напугал мальчика. Он отпрянул от неизвестно откуда появившегося стража дома, а тот напал, прокусив двое штанов. Укусил не очень больно чуть выше колена, отпрянул и грозно залаял, буквально захлёбываясь от своего лая. Гаврик не столько от страха, сколько от обиды за столь подлое нападение хотел, было пореветь, но не успел, поскольку быстро среагировали хозяева и на лай вышли из дома. При них показывать свои слёзы не стал – мужчины от царапин не плачут! Да и пёс, куснув разок и налаявшись, при виде хозяев успокоился и убрался в будку.
Когда сын вернулся домой и рассказал матери о происшествии, она быстро осмотрела ранку – следы двух клыков, обработала место укуса одеколоном и велела одеваться вновь. Они пошли в поликлинику, где Гаврику сделали сразу два укола. К этому времени нога уже начала побаливать.
В общем, тот Новый год был испорчен, Гаврик больше двух недель провалялся с больной ногой, рана всё же оказалась не столь безопасной, как думалось и хотелось, воспалилась и загноилась. Слабым утешением пострадавшему оказался подарочный кулёк с шоколадными конфетами, большой плиткой шоколада и разными вкусностями, переданным хозяевами злосчастной собаки.
В другие два раза пострадали штаны, причём в одном случае владельцы собаки признали свою вину и возместили Гаврику ущерб новыми брючками взамен разодранных.
Но это физические издержки курьерской профессии, а случались и нравственные.
В один из февральских дней, придя из школы, Гаврик не обнаружил дома мамы, зато увидел на столе знакомую курьерскую книгу. Мальчишке не нужно было долго раздумывать – зачем и почему она здесь лежит. Раскрыв её он понял, что предстоит много побегать, хотя часть бумаг уже вручена адресатам. Быстро перекусив оставленным на плите обедом, Гаврик поспешил на улицу.
Небо было белёсым, вокруг солнца радужно сияло гало, но любоваться красотами не было времени. Ветер постепенно крепчал, и это означало – приближается метель.
Нужно сказать, что в феврале – сезон забоя свиней и приготовления разных мясных деликатесов: колбас, копчёностей и солёного сала и холодца. У Гаврика и его мамы уже два года свиньи не водились, так что о домашней мясной продукции можно было только мечтать. Гаврик уже вкус мяса стал забывать, а тут, в какой дом не придёт его встречают такие ароматы, что к концу его работы мальчика начали одолевать крамольные мысли.
В предпоследнем доме на его стук никто не отзывался, но дверь на веранду с промороженными стёклами оказалась не запертой. Войдя на веранду, Гаврик обалдел. На вешалах бесприютно висели круги ливерной и кровавой колбасы. Их было много, они манили своим видом и запахом. У мальчишки голова пошла кругом от желания немедленно снять один из кругов и съесть. И это притом, что в прежние годы Гаврик терпеть не мог все виды ливера, кроме сердца. Но здесь и сейчас он готов был поступиться своими принципами, удерживал лишь страх, что его застанут за кражей. Две-три минуты борений слились в долгие часы. Наконец, он оторвал взгляд от колбас и постучал в дверь дома. От шума крови в ушах Гаврик не расслышал отзыва и потянул дверь. Прихожая, куда он вошёл, сияла чистотой и ухоженностью.
— Есть, кто дома? – позвал мальчик громко, – вам повестка.
Ему на зов вышла молодая, миловидная и очень озабоченная женщина. Она долго не понимала, зачем мальчик пришёл, принёс какую-то бумажку и при этом требует подпись. Наконец, она уяснила, что повестка предназначена мужу, которого покамест нет дома. После долгих колебаний подпись была получена, а листок бумаги перекочевал в руки женщины. Где-то в комнате заплакал ребёнок, и женщина поспешила к нему.
— Будешь уходить, поплотнее закрой дверь на веранду, – на ходу попросила она Гаврика.
И тут Гаврик мысленно возликовал:
— Никто не увидит, как я возьму колбасу, – сказал он сам себе.
Сказано – сделано. Колебаний не было. Круг колбасы, неспешно покинув вешало, надёжно обосновался под одеждой, холодя через свитер и без того изрядно замёрзшее тело.
По рыхлому снегу Гаврик почти бежал к последнему адресу, боясь только одного, чтобы колбаса предательски не выскочила из-за пазухи…
Мама была дома, когда Гаврик возвратился из «похода». Немного поколебавшись, он вручил ей колбасу, но мама уловила это колебание.
— Откуда это? – спокойно, как бы между делом, спросила она сына, занимаясь у плиты.
— Да так… Мне её подарили, – ответствовал добытчик.
— Кто подарил? – всё тем же тоном вопрошала мать.
Гаврик назвал фамилию, но врать он не умел, и краска стыда выступила на его лице. Тут мать посмотрела на сына таким проницательным взглядом, что ему стало нестерпимо стыдно, запоздалое раскаяние в содеянном пронизало его от макушки до пят.
— Ты украл – уверенно заявила она сыну, а я не ем ворованное. Я лучше милостыню пойду просить, но есть твою колбасу не стану.
Нищих Гаврик видел нечасто – два-три раза в год, чаще на Пасху и на Троицу. Один из них – рыжий с проседью, в куртке из порыжевшего шинельного сукна всякую милостыню принимал благоговейно, еду складывал бережно, деньги не комкал, а аккуратно сортировал. Ему и подавали с щедрой душой. Живя в шалаше, он два-три дня подсушивал на солнце хлебное подаяние, вероятно питаясь этими сухарями в долгих странствиях. Другой же, угрюмый и страхолюдный жаждал только денег и фыркал, когда ему давали хлеб или кусок бисквита. Гаврик случайно своими глазами видел, как тот выбрасывал добротную и вкусную еду на окраине посёлка.
Вспомнив эти картинки, Гаврик тотчас представил, как его мама с сумой, в поношенной кацавейке, в опорках ходит по дворам с протянутой рукой и христарадничает и замотал головой, отгоняя видение. Нет! Мама – не нищенка.
— Что же мне делать? Куда я дену эту колбасу? – спросил сын у матери.
— Отнеси туда, откуда взял, – просто посоветовала мать. – Кто тебя научил брать чужое без спросу? Может быть, ты этому дома научился?
— Нет, я сам. Мне очень захотелось колбасы. – Сын жаждал материнского понимания и жалости, но не дождался.
— Хватит разговоров, я сказала отнести, значит понесёшь, да ещё и извинишься.
— Как? Я не смогу… – упавшим голосом, едва не плача, прошептал Гаврик.
— Сможешь! – Голос матери стал твёрже камня. – Смог взять без спроса, сумей отдать, глядя людям в глаза, иначе я тебя за сына не хочу признавать.
После этих слов она отвернулась, занимаясь своими делами. Гаврик, помаявшись ещё немного, понял, что идти и возвращать колбасу придётся неизбежно, захотел схитрить.
— Мааам, на улице темно и метёт, – заканючил он.
— …
— Мама, мне страшно…
— А брать чужое не страшно?
— Страшно.
— Ну, вот видишь. Ты же преодолел тот страх. Я думаю, и этот страх преодолеешь. Няньку я к тебе приставить не могу, ты уже вырос. Действуй самостоятельно. Да пошевеливайся, тебя, небось, домашние задания дожидаются.
Это напоминание подстегнуло. Гаврик вспомнил, что на завтра нужно серьёзно подготовиться по русскому языку, поскольку намечается контрольный опрос или, возможно, изложение. Он быстро оделся и, захватив злополучную колбасу, помчался на дальнюю окраину, носившую название Чеченский посёлок.
Проходя мимо дома своего одноклассника – чеченца Маты, Гаврик был остановлен внезапными ружейными выстрелами. Взрослые мужчины гортанной речью оживлённо переговаривались между собой и палили из длинных ружей, каковые, вероятно, бытовали у них в средине девятнадцатого столетия во времена Лермонтова и Толстого. Гаврику было интересно наблюдать эту картину и он размышлял в честь чего пальба. Возможно, рождение сына, свадьба или празднование курбан-байрама, но в действительности чеченцы и ингуши в этот вечер праздновали указ, позволявший им возвратиться из ссылки на родину. (Об этом Гаврик узнал на другой день от Маты, когда тот пришёл в класс необычно оживлённым и весёлым).
Однако время неумолимо двигалось вперёд, а Гаврик, при этом, стоял и глазел на происходящее, забыв, за чем он пришёл сюда. Наконец холод и разгулявшаяся метель подстегнули мальчика и он побрёл в конец улицы.
По мере приближения к нужному дому темп движения замедлялся, ноги, словно наливались свинцом. Он чувствовал себя каторжником Жаном Вальжаном, отбывавшим каторгу в Тулузе с ядром, прикованным к ноге. Наконец, не доходя одного дома до цели, Гаврик остановился в раздумье:
— Как? Как и, главное, что я буду говорить в своё оправдание. И нужно ли оправдание? А может и не идти в тот дом, выбросить злополучную колбасу собакам, а маме сказать, что отдал. Нет, так не годится. Мама всё равно узнает, потому что обязательно спросит у того дядьки был ли я у него. Ну, а раз выхода нет, надо идти.
Приняв окончательное решение, мальчик медленно двинулся ко двору нужного дома. Каждый шаг давался ему с величайшим трудом. Он тащил своё ядро, а оно подобно якорю, не отпускало своего узника.
Веранда была заперта, Гаврик стеснительно помялся во дворе и, набравшись храбрости, постучал в светящееся окно. На стук вышел молодой мужчина, который включил свет на веранде и, распахнув дверь, пригласил Гаврика войти. Он спросил:
— Что тебе нужно, парень?
В его голосе Гаврик расслышал участие, поэтому он не стал тянуть, – была, не была, – выложил всё без утайки и протянул украденный круг колбасы. Мужчина, не прерывая излияний Гаврика, выслушал весь монолог, потёр свой нос и очень серьёзно посмотрел на мальчика.
— Я вижу, ты честный парень. Я тебя прощаю. Я мало встречал таких пацанов, как ты, и уверен, что ты взял колбасу, потому что тебе очень хотелось её съесть, а не из желания украсть. За это я дарю её тебе, ешь на здоровье и считай, что ты искупил свой проступок уже тем, что пришёл и честно всё рассказал.
Гаврик помотал головой:
— Нет-нет, пожалуйста, заберите у меня эту колбасу, меня мама домой не пустит, если я принесу её назад. Извините. Я пойду. – Он повернулся и пошёл, полетел домой с очищенной прощением совестью.
Мальчик получил такой нравственный урок, который стал для него определённым ориентиром на всю последующую жизнь – не воруй! Лучше попросить, это хотя и стыдно бывает, зато честно.
А колбасу Гаврик всё же поел. На следующий день тот мужчина, придя в контору по повестке, которую принёс ему Гаврик, встретил его маму и наедине выразил ей восхищение тем, как она правильно воспитывает сына. Как бы в награду, он вручил три круга отличной домашней колбасы, чтобы она накормила сына. Из них два круга мясной колбасы и круг ливерной. Тот самый.
— Он заслужил!
г. Кострома.
19.02.2011
