Терентьев Владимир Иванович

Рыжая

Очистная насосная станция располагалась довольно далеко от жилой зоны. Там посменно работали четыре оператора, из которых единственным мужчиной был Михайло Широкопояс, оренбуржец по рождению и запорожец по происхождению. Как и его отец, Михайло не знал, что значит казаковать, но на насосной он чувствовал себя хозяином. Даже огород разбил рядом с насосной, благо воды для полива было вдоволь. Лихих людей Широкопояс не опасался, несмотря на пенсионный возраст, а вот его сменщицы побаивались в одиночку идти на смену и возвращаться домой, особенно в тёмное время суток. Но шли, подсвечивая себе электрическими фонариками под ноги.

Появлению собаки на насосной, женщины весьма обрадовались. Собака была обычной дворнягой, каких в округе водилось бесчисленно. Единственным отличием этой дворняги был интенсивно рыжий окрас. Посему с лёгкой руки потомка запорожцев собака получила кличку Рыжая, на которую с охотой отзывалась. В паре метров от входа в насосную Широкопояс соорудил шикарную, утеплённую будку, где Рыжая поселилась. С той поры она провожала женщин со смены и встречала, выбегая на 500-800 метров им навстречу. За это женщины старались подкормить Рыжую чем-нибудь вкусненьким, и она охотно принимала еду, не вырывая из рук, а принимая её осторожно. Ей варили похлёбку из круп на косточках, и она принимала еду с благодарностью, предварительно лизнув кормящую руку. Рыжая ела без жадности, степенно, не спеша, с расстановкой. Кости откладывала «на потом» и грызла их, зажав в обе передние лапы.

Своих она знала, как говорится, в лицо, зато чужих без сопровождения могла не только облаять, но и покусать. Особенной любовью Рыжей пользовался тракторист Емельяныч, который зимой для проезда машины с ремонтниками регулярно чистил дорогу к насосной. Рыжая различала трактор Емельяныча на дальних подступах к дороге и, мелькая рыжей шкуркой среди сугробов, мчалась ему навстречу во весь опор, оставив и еду, и все свои насущные дела. Заметив собаку Емельяныч останавливал машину, приоткрывал дверцу и Рыжая в прыжке влетала в кабину, садилась на свободное сидение и громко лаяла один раз, давая команду на работу. Емельяныч закрывал дверцу и, подчиняясь команде, опускал бульдозерный нож.

Рыжая с шиком подъезжала к насосной, в которую избегала заходить, какие бы холода не стояли, даже в сильные морозы. Это всех удивляло, не моторов же она боялась! Скорее, ей не нравился запах. Возможно, поэтому она не общалась и не принимала ласк ни ремонтников, ни начальства. Ни с кем, кроме Емельяныча, Рыжая не была запанибрата. Даже с сородичами…

Рыжая вела свободный образ жизни. Днём надолго могла убежать по своей нужде, но ни разу не примыкала к сворам собак, вела себя словно монашенка. Вероятно, поэтому она за три года ни разу не ощенилась. Тем более удивительным стал случай, когда Рыжая приняла в свою компанию молодую суку. Она опекала её: делилась пищей, ухаживала за ней, выкусывая паразитов, согревала в холод, позволяла вместе встречать и провожать работниц насосной. Лишь к Емельянычу она не подпускала подругу, ревниво отгоняя её, когда он приезжал на насосную станцию. Это все сразу заметили и стали подтрунивать над трактористом.

— А меня окружают лишь верные женщины, – невозмутимо отвечал Емельяныч на подколки зубоскалов.

В апреле, когда снег сошёл, Приблуда, так назвали вторую собаку, принесла несколько щенков. Рыжая суетилась рядом с молодой мамашей, и была нежной и с нею, и с приплодом. Приблуда меж тем уже пару раз покормила своих детёнышей, когда ей зачем-то понадобилось их оставить. Щенки остались на попечении Рыжей, а Приблуда убежала.

Возвратившись, она не нашла щенков на месте, исчезла и Рыжая. В волнении Приблуда забегала взад-вперёд, затем села напротив двери насосной и жутко завыла. Тоскливым и протяжным был этот вой. Вышедший к ней Михайло Широкопояс (была его смена) быстро установил причину горя и, оставаясь сторонним наблюдателем, коротко сказал собаке:

— Ищи!

Та начала бегать вокруг здания насосной, постепенно увеличивая радиус кругов. Наконец она взяла след и побежала к старой кирпичной кладке – остатку неизвестного строения, до которого было около полусотни метров. Вероятно, Рыжая устроила там себе и щенкам логово.

Приблизившись, Приблуда тявкнула, привлекая к себе внимание, а в ответ услыхала злобное рычание. Она припала к земле всем телом и поползла к логову на брюхе. Рыжая выскочила навстречу, схватила бывшую подругу за загривок и принялась трепать её. Приблуда лишь жалобно скулила. Когда Рыжая закончила экзекуцию и спокойно пошла в логово к щенкам, Приблуда ещё некоторое время стояла пошатываясь. Что она думала, о чём переживала – непонятно было. Постояла-постояла, да и побежала прочь. С той поры никто Приблуду на насосной больше не видел.

Широкопояс досмотрел всю сцену до конца и подошёл к развалинам. Рыжая лежала в норе на боку и кормила щенков. На благодетеля она смотрела настороженно, и когда тот хотел взять одного из щенков на руки, оскалилась и грозно рыкнула.

Никому из людей она так и не показала своих питомцев, подросших уводила играть подальше от насосной, а когда они подросли, ушла вместе с ними.

Инстинкт матери в Рыжей оказался сильнее привязанностей к людям – весьма редкое для собак качество.