Велосипед



Памяти учителя Д. И. Д.

— Дааняяя! Данечка! – певуче позвала мать и потрясла за плечо спящего сына, – вставай Данюша, нужно идти в поле.
Сын разом открыл глаза. Полумрак затенённой комнаты не помешал разглядеть доброе и необычайно красивое мамино лицо. Это придало мальчику импульс.
— Мамочка, доброе утро!
Даня быстро встал и убежал во двор, чтобы умыться. Утро встретило его ярким солнцем, пением невидимого в чистом, голубом небе жаворонка и разноголосием птичьего двора, в котором громче всех слышалось недовольное бормотание надутого индюка и вскрики павлина. Павлин всякий раз к месту и не к месту вскрикивал, словно призывая всех полюбоваться его оперением. Его самочка – пава – пёстренькая и не такая яркая всё время пугливо жалась к нему, будто искала защиты и заступничества.
История с этой парой павлинов была давняя. Как-то у барина со двора ястреб унёс паву, которая сидела на кладке из двух яиц. Мама Данилы работала на барском дворе подёнщицей, когда это случилось. Она под предлогом, что кладка яиц всё равно погибла, спросила у барина разрешение взять павлиньи яйца из гнезда и подложила их дома молодой квочке. Та спокойно досидела на яйцах, пока павлинчики не вылупились. Так они и выросли вместе с цыплятами, и павлин стал украшением двора, дав с тех пор три потомства.
Быстро умывшись, Даня присел к столу, на котором уже стоял привычный завтрак: ситный хлеб, глечик молока под вышитым рушником и миска творога, политого свежими сливками. Быстро управившись с едой, Даня подхватил узелок, приготовленный матерью, и помчался в поле. В узелке находилась еда для Даниного отца, находившегося уже третий день на дальнем покосе. Косить сено нужно было быстро, пока солнце не сожгло траву, поэтому приходилось косить до самого заката и с восхода.
Идти было далеко – десять вёрст. На голове у Дани самодельный соломенный картуз, чтобы голову не напекло, светлая сатиновая рубашонка да штаны из домотканой пестряди – вот и вся его справа-одежда, да и той в жару много. Идёт по дороге обсаженной молодыми тополями да вишнями. Тень они дают маленькую и от поднимающегося в зенит солнца защищают плохо. Идёт Даня и мечтает:
— Вот было бы у меня такое приспособление, чтобы не идти, а ехать. Мигом бы до батьки добрался. А то пёхом, да под солнцем слишком долго идти.
В это время сзади послышались резкие звуки. Даню догонял кокой-то чудной аппарат, на котором двигалась незнакомая девочка, странным образом двигавшая ногами, будто бежала на одном месте. Девочка жала на гутаперчивую красную грушу, которая издавала те самые резкие звуки.
Даня остановился посреди дороги, не двигаясь с места, и не столько смотрел на девочку, сколько на её самодвижущийся аппарат.
Приблизившись, девочка резко остановила аппарат, едва не свалившись с него в пыль.
— Что же вы мне всю дорогу заслонили? – гневно вскричала девочка, пылая румянцем от праведного гнева, – я могла упасть в пыль и разбиться, а пуще того испачкать свою одежду в пыли. Несносный вы мальчишка!
И по виду, и по говору девочка была городской. Она была одета в светлую матроску с большим отложным воротником с тремя голубыми полосками и расширенным галстуком на груди, голубую юбку с крупными гофрами ниже колен, на ногах голубые же туфельки.
Даня, казалось, ничего не видел и не слышал, впившись глазами в аппарат на двух колёсах и изучая его составные части. Он даже присел на корточки у аппарата, чтобы получше разглядеть их и запомнить его устройство и, главное, как устроена цепь. У него уже начала развиваться фантазия, что сможет всё это сделать сам.
— Мальчик, вы со мной не хотите разговаривать? – в голосе незнакомки слышались нотки обиды и удивления одновременно.
— Ну почему же, хочу…
— Тогда давайте знакомиться. Меня зовут Полина.
— А меня – Данила. Как это называется? – без долгих прелюдий Даня показал пальцем на аппарат.
— Ах, вот что вас интересует? Знайте же, это са-мо-кат, – проговорила Полина язвительно. Милости прошу: это руль, это клаксон, это рама, это цепь, это педали, это колёса, это шины, это сидение – девочка думала уязвить Даню, но он остался равнодушным к её тону, совершенно очарованный самокатом. Уже много позже он узнал другое название самоката – велосипед.
— Можно, я попробую прокатиться на вашем самокате, – спросил он у девочки.
— Разве вы умеете ездить на нём?
— Откуда? Я первый раз его увидел в ваших руках.
— Скажу прямо, это не просто. Главное, не смотреть на работу ног, а смотреть прямо на дорогу и держать руль прямо.
— Хорошо, я попробую. – Даня протянул руку к велосипеду. И только сейчас вспомнил, что вторая рука занята узелком с едой, что ему надо поспешать к отцу. Рука с сожалением отпустилась. – Извините, я спешу… Мне нужно идти… Может быть, в другой раз…
— Ах, та-ак, вы спеши-ите? Ну и ладно, – Полина явно обиделась, хотя Даня не понимал почему, – она надавила на педали и покатила прочь, только спицы завораживающе заблестели.
Отныне все помыслы мальчишки были заняты мыслями о самокате.
Выход нашёлся довольно нескоро. Как-то по осени он с отцом поехал на бричке в соседнее село. Что-то срочное нужно было: то ли лошадь перековать, то ли по хозяйству что-то смастерить, а может и всё вместе и ещё что-то, но ехать нужно было обязательно. Кузнецом в том селе был никто другой, как дядька Иван – родной брат Даниной матери и Данин крёстный отец. Когда они подъехали к кузне, дядя Ваня вышел им навстречу.
— Привет, брат Иван! Я вашу таратайку за версту услышал, так певуче ни одна бричка в округе не скрипит. Смазку жалеешь.
— И ты будь здрав, брат Иван.
Мужчины обнялись и трижды по-русски облобызались.
— Здравствуйте, крёстный!
— И тебе здраву быть, крестничек. Ух, ты, как вымахал, скоро моего Карпа догонишь.
Карп, сын крёстного, был на два года старше Дани и уже помогал отцу в кузне по мере сил. Мастерство отца перенимал.
— За какой справой пожаловали? Лошадь подковать или что другое? – свою лошадь по весне и под зиму Данин отец подковывал только у шурина, – эй, Карпо, готовь ухнали и подковы, сам знаешь, какие.
Пока Карп готовил подковы и ухнали – гвозди для подков, а взрослые ушли в избу Даня начал выпрягать лошадь. Сельские дети рано обвыкают работе с лошадьми. Запрячь им по малорослости и малосилью не доверяют, ибо нужно и подпругу надёжно затянуть и хомут стянуть – тут сила нужна. Зато распрячь любой пацан лет тринадцати-четырнадцати может. И Даня привычно распряг, вынул удила, привязал лошадь за недоуздок к заднику брички и задал корм в торбе. А, как с лошадью управился, в кузню заглянул, где двоюродный брат «колдовал» с подковами и ухналями.
В кузне был привычный полумрак, нарушаемый лишь светом горна. Огонь в горне чуть тлеет, бросая отсветы на ближние предметы, а уж что подальше – в тени остаётся. И не сразу разберёшь, что там, в углах таится-прячется.
Кузницы и мельницы с давних времён несут на себе печать мистической таинственности. В умах людей древности складывались мнения, что умение работать с металлом и превращать его в различные предметы или мастерство превращать зерно в муку связано с колдовством. Поэтому тысячелетняя молва превращала мельницы и кузни в средоточия колдовских сил, а мельников и кузнецов в колдунов, связанных с силами тьмы.
У Данилы таких мнений о кузнице не было. Для него здесь, в этом сумеречном пространстве таилась сказка. Вот и теперь, несмотря на темень, молодые глаза углядели среди хлама и лома мечту Дани. Ну, чем не сказка?
Самокат был изуродован, словно побывал в жестокой переделке.
— Карпо, откуда этот самокат у вас, – спросил Даня у немногословного брата. Тот молча пожал плечами и задумался.
— Барич один молодой с кручи свалился. Ночью дело было. Самокатку изуродовал, как бог черепаху, да и сам сильно расшибся. Батя сказал, что чинить её только силы изводить напрасно. Вот и валяется, может куда-нибудь и на что-нибудь сгодится.
— Так значит самокатка ничейная.
— Ну, да…
— А ты разве не хочешь кататься на ней.
— Не-а, на что она мне, я молотобойцем хочу стать, а потом кузнецом, мастером – в доказательство Карпо звонкой дробью постучал кузнечным молоточком по наковальне. А на самокатках только баре разъезжают.
— Значит, если я у крёстного спрошу самокатку, ты не будешь возражать.
— Да, ради бога, забери и возись с нею, сколько хочешь, мне без надобности.

Всю осень и всю зиму Даня каждую свободную минуту ремонтировал велосипед. Отец с самого начала устранился от помощи и сказал пословицу:
— Любишь кататься, люби и саночки возить.
Расшифровывать её мальчишка не стал, лишь оборудовал в отцовом чулане мастерскую и начал ремонт. По мере надобности среди отцовых вещей попадались какие-нибудь инструменты и приспособления, которые требовались на данный момент: метчики, свёрла, плашки, шпильки…. Всё это находилось вдруг, вырастая, словно грибы, ниоткуда. Даня удивлялся такому везению, не понимая, что это отец и крёстный тайком помогают ему.
— Добрый мастер вырастет из хлопца, – хвалил крёстный Даню, – упорства и смекалки ему не занимать.
— Да, уж. Мастеровым растёт. Отдам-ка я его в реальное училище, пусть постигает науку, – вторил отец, – вижу, не крестьянство его манит.
— Да-да. Век машин настал. Механики нужны будут скоро, вот война закончится, Даня подрастёт и пойдёт в механики, – крёстный гнул свою линию.
Второй год на Западе шли бои на фронтах Первой Мировой войны, а здесь, на Юге России, пока было спокойно. Но мальчишки взрослели быстро.
Велосипед к Пасхе был готов. Пасха в 1915 году приходилась на четвёртое апреля по новому стилю и праздновалась всеми христианами Земли. Она была самой ранней за последние почти три с половиной века. Отовсюду пахло куличами и свежей травой.
Грязь высохла, и Данила уже предвкушал, как на праздник поразит всех своим свежепокрашенным в голубой цвет самокатом, как завертятся колёса и понесут его по дороге. С колёсами Дане пришлась повозиться. Вместо погнутых спиц он решил поставить стальные диски. В этом ему помог крёстный, он же показал крестнику правила балансировки колёс. И изготовлению ещё одной детали Даня научился у отца – заливке подшипника. Резиновых камер по случаю войны найти и купить оказалось невозможно, их в Российской империи не производили. Тогда смекалистый Даня набил в шины солому. И вот наступил он, этот момент.
Утром, когда все разговелись и похристосовались, Данила вывел своего «железного коня» во двор и ловко оседлал его. Он хорошо запомнил слова девочки Полины о том, что во время езды нужно смотреть не на педали, а прямо перед собой. Следуя этому правилу, Даня сразу же поехал, словно всю жизнь только этим и занимался.
Где-то на фронте, в Лесистых Карпатах в это время гремели выстрелы и ухали взрывы снарядов, а Дане достались возгласы сельчан и хлопки аплодисментов. Самокат был тяжёл на ходу, но у парня было такое сильное желание ездить на самокате, что такой пустяк его не смущал.
За лето ноги его от езды на своём самокате-велосипеде окрепли, налились силою. К осени парнишка с отцом отправился в губернский город и поступил в реальное училище.
Велика была тяга к учёбе у Данилы. Настолько велика, что за лето он серьёзно подготовился по арифметике и сдал её на вступительных экзаменах на отлично. Выбор места учёбы оказался не случайным. В губернском городе жили родственники, у которых Данила квартировал. Вместе с ним в город перебрался и самокат. В свободное время Данила гонял на нём до упоения. Однажды, он оказался возле городского циклодрома – так в начале двадцатого века назывались велотреки – и увидел, как на нём ездят настоящие гонщики. Не раз и не два после этого Данила приезжал к циклодрому и жадно пожирал глазами все перипетии гонок, мечтая как-нибудь оказаться среди гонщиков. И здесь ему несказанно повезло.
Однажды, это был воскресный день, к Даниле подошёл некий человек лет двадцати пяти-тридцати с велосипедом марки «Пежо». Стройный, симпатичный с аккуратными усиками на удлинённом лице по виду не то барин, не то чиновник, не то какой-нибудь заводской инженер или техник, а может быть офицер. Их много тогда было в городе на излечении. Одет мужчина был в спортивную одежду тех лет на европейский манер: кепка в клетку на голове, свитер, брючки со штрипками, гетры и бутсы без шипов.
— Что, молодой человек, любуетесь?
— Да.
— Я вас давно приметил. Хотите поучаствовать в соревнованиях?
— Что Вы! Я даже не мечтал. Да и самокат у меня не гоночный.
— Да уж, вижу. Особенно колёса впечатляют. Я что-то марку его не разберу. По виду «Шкода», но сильно изменён.
— Я его сам собирал всю зиму.
— О, да вы настоящий механикус. Сумели создать такое чудо. – При этом в словах собеседника не было и тени насмешки, напротив, чувствовалось уважение. – Я хочу предложить вам свой самокат, чтобы вы смогли поучаствовать в гонке. У меня сегодня рана разболелась, поэтому я участвовать не могу.
— Я оказался прав, он военный, – внутренне возликовал Данила.
— Вижу: вы реалист. Прежде чем вы пойдёте отсюда на трек, давайте познакомимся.
— Данила Драгин, учащийся реального училища.
— Ротмистр N., командир роты самокатчиков.
Собеседники обменялись рукопожатиями и велосипедами.
Натренированный на велосипеде с очень тяжёлым ходом, Данила с удивлением ощутил лёгкость хода настоящего, профессионального аппарата. Новичка включили в состав участников с неохотой, лишь благодаря протекции ротмистра. В первом же гите начавшихся соревнований Данила к удивлению всех и особенно своему удивлению опередил всех маститых и опытных гонщиков. В следующих заездах участники посматривали на него как на опасного противника, кто-то в последнем гите даже пытался помешать ему, но Данила удержался. Велосипед летел словно птица, не знающая преград, благодаря чему новичок оказался недосягаем для удивлённых соперников и завоевал приз.
Во время вручения приза – кубка с некой небольшой суммой денег и билета постоянного члена Городского клуба велосипедистов – Данила увидел среди зрителей девушку очень похожую на Полину. Она тоже узнала Данилу и специально для него поаплодировала в честь его победы. Этот жест девушка пробудил в парне такой прилив счастья, что он даже не смог определить чему он больше рад: нечаянной встрече с девушкой или заслуженной победе на велодорожке.

Ротмистр был растроган:
— Господин Драгин, вы меня обманули. Так ездить, как вы ездили сегодня, невозможно без постоянных тренировок. На чём вы тренировались?
— Ей богу, господин ротмистр, я менее полугода езжу только на своей самокатке, и сегодня впервые сел на ваш профессиональный самокат. Это он и вы привели меня к победе, так что приз ваш.
— Нет, мой юный друг, приз ваш по праву! Я вам верю и преклоняюсь перед вашим талантом. – Ротмистр демонстративно снял кепи и склонил голову. – А вот и поклонники ваши, – взмахом руки ротмистр показал в направлении группы девушек.
Данила посмотрел в ту сторону и вновь увидел Полину.
Ротмистр ещё что-то говорил, прощался, но Данила ощущал всё дальнейшее как сквозь вату…

Этот случай остался в памяти Данилы, как ярчайшее далёкой юности воспоминание. И ещё. Ротмистр, уезжая после излечения на фронт, подарил Даниле свой велосипед с пожеланиями успехов в жизни и спорте. Успехи юного реалиста в спортивных кругах города породили надежды на рождение новой спортивной звезды.
Возможно, так оно и было бы, если бы не Гражданская война и контузия от случайного снаряда, разорвавшегося рядом с Данилой. Эта контузия убила всякие надежды на спорт. Зато Данила Иванович стал универсальным механиком и слесарем-инструментальщиком высшей пробы.
Вспоминаются слова Лиона Фейхтвангера: “Талантливый человек талантлив во всём!”

 

 




не в дугутак себенормальнохорошоотлично! (голосов: 1, среднее: 5,00 из 5)



Ваш отзыв

Вы должны войти, чтобы оставлять комментарии.

  • К читателю
  • Проза
  • Поэзия
  • Родословие
  • Изданное