Корабельные часы
В.И. посвящается
Удивительно, как один, казалось бы, рядовой и не значительный случай может изменить человека и его привычки. Но такое случается. Я знаю немало примеров из жизни, когда сильно пьющие, даже запойные пьяницы становились абсолютными трезвенниками, как говорится, «на раз». Причём без разных там псевдопсихологических и медико-биологических воздействий.
Нет, я сам не являюсь абсолютным трезвенником и не сторонник запрета спиртного. Тем более что люди всегда найдут способ привести себя в эйфорическое состояние и никакие запреты тут не помогут. Мы же все хорошо знаем, что человеческий организм сам в себе вырабатывает необходимую ему дозу спирта. Всё, что мы принимаем сверх того – от лукавого. Конечно, могут быть стрессовые ситуации. Но они единичны. Могут быть ситуации, когда спиртное спасает жизнь человека от переохлаждения, добавляет куражу.
Мне рассказывал очевидец, как военная машина на марше, во время переправы через реку ушла под воду. Был март месяц, лёд на переправе уже не смог выдержать веса тяжёлой машины и проломился. Командир части вызвал добровольцев, способных нырнуть в ледяную воду и закрепить буксирный трос в фаркопе. Задача была выполнена, машину вытащили. Два парня-добровольца, за те две-три минуты, что они провели в воде, заводя трос получили по двести граммов чистейшего медицинского спирта. В дальнейшем они даже ни разу не чихнули. Вот что значит правильное употребление спиртного под медицинским контролем.
Но ведь частое потребление спиртного по поводу и без повода приводит к банальному бытовому пьянству, переходящему в нормальный алкоголизм. Пока каждый начинающий алкоголик не скажет сам себе: “Достаточно, я больше не могу! (или не хочу!)” – увещевать его бесполезно. И насиловать тем более.
Один мой знакомый по санаторию, зовут его Павел Сергеевич, рассказывал о себе, что жестоко запил. Ему ещё не было пятидесяти лет, а он в течение трёх-четырёх лет опустился ниже некуда. Даже не опустился, а стремительно полетел в пропасть, став алкоголиком. Как сейчас говорят, скатился в социально-нравственное дно. Попадал в ЛТП несколько раз, и с каждым новым попаданием туда, после «лечения» истреблял спиртное всё злее и злее, переходя даже на всякие низкопробные спиртосодержащие суррогаты. Жена, не выдержав его систематического пьянства и, главное, безволия, стала жить в семье дочери, помогая той с маленькими детьми.
В общем, человек дошёл до ручки: ни человеческого облика, ни семьи, ни нормального жилья. То есть, казённая квартира у него была, но он превратил её в хлев, в помойку. Даже соседей достал антисанитарией.
И это моряк, подводник?!
Возможно, всё бы для Павла Сергеевича закончилось трагически, если бы не случай. Однажды, в редкие дни просветления он встретил в городе бывшего сослуживца Николая Ивановича. Встретились приятели, обрадовались, разговорились.
Да, я забыл сказать, что на Дальнем Востоке есть мой тёзка – город Шкотово. Так вот именно в этом городе жил после выхода на пенсию Павел Сергеевич. Вернулся он домой, глянул трезвыми глазами на свою берлогу и ужаснулся грязи и внешнему её виду. Пока сослуживец решал свои командировочные дела, Павел Сергеевич, засучив рукава, принялся драить квартиру, как он не драил с курсантских времён. Он вытащил из квартиры гору стеклотары и мусора, очистил мебель и отмыл полы. Наводя флотский порядок, только об одном молил, чтобы товарищ не явился раньше срока. Время от времени он привычно бросал взгляды на настенные часы, умоляя время не спешить. Но стрелки часов давно уже замерли, поэтому время текло само по себе.
Во время работы моряк почувствовал себя прежним человеком, вспоминая свою службу. Служба Павла Сергеевича начиналась ещё в предвоенное время, когда суровое дыхание войны ощущалось во всей жизни страны. Армия и флот перевооружались. В конце 1939 года со своим семилетним школьным образованием и специальностью дизелиста, полученной в фабрично-заводском училище при местной Тобольской МТС, попал он – житель зауральских степей матросом в первый экипаж подводной лодки класса «Л». Экипаж прозвал её «Ласточкой». Вскоре после ходовых испытаний «Ласточка» убыла нести боевое дежурство в составе Тихоокеанского флота. Служили матросы в ту пору семь лет. Так что всю Вторую Мировую войну стояли моряки-подводники нос к носу с японцами в ожидании провокаций и готовности достойно ответить на них. Японцы чувствовали это, позволяя американским кораблям выполнять в дальневосточные порты Советского Союза поставки военно-стратегических материалов и сырья по договору ленд-лиза. Подводники сопровождали эти суда, особенно при проходе Большого Курильского пролива. Дивизион подводных лодок участвовал и в заключительной военной операции войны с Японией – Курильской операции. Так что на форменке Павла Сергеевича вскоре заслуженно появилась первая награда – медаль «За победу над Японией».
Павел Сергеевич за эти годы так сроднился с флотом, что решил продолжить службу военного моряка в качестве офицера. И всё ладно шло у него, получил повышение в штаб флота. Всё бы ничего, да где-то по службе прокол вышел. Уволили по выслуге лет в запас. С той поры от обиды на всех и вся он запил горькую, доведя себя до такого состояния. Слаб духом оказался.
Когда прозвучал звонок в дверь, Павел Сергеевич был вконец измучен уборкой, приведя квартиру на его взгляд в благопристойный вид.
Гость вошёл в квартиру старого друга, замер на пороге и как-то сразу ощутил её бедственное положение и не уютность, несмотря на все труды и старания Павла Сергеевича. Ощутить ощутил, но не понял корней этого состояния. Возникла небольшая пауза, которую сам же Николай Иванович постарался разрядить:
— Ну, Паша, принимай гостя!
— Да-да, Коля, проходи. Я проголодался, составь мне компанию.
— А знаешь, я тоже проголодался. Специально не наедался, надеялся отведать борща твоей Галины Мироновны. Кстати, где она?
— Уехала к дочери, с внуками возится. Борща нет, пельмени будешь?
— Куда ж я денусь? Конечно, буду. Я тут прихватил бутылочку коньяка, под пельмени самое то.
Они прошли на кухню – просторную и лишенную всяких излишков мебели. Вся мебель в квартире была куплена в «Военторге», то есть универсальная и мобильная, как и жизнь военных. Бывшие сослуживцы провели весь вечер за разговорами и воспоминаниями.
Так случилось, что их судьба свела после памятного тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. Они оба оказались в штабе соединения, хотя и в разных службах. Сдружились семьями, редкие свободные выходные проводили вместе, выезжая в сопки по ягоды и грибы или на реки и речушки, куда прёт на нерест красная рыба.
Благословенное время, сочетающее зрелость и молодость, когда готов своим дерзким умом и знаниями мир перевернуть, когда душе всё подвластно, когда мир ещё расцвечен радужными красками. Это состояние незабываемо и память хранит его до кончины.
Мало-помалу, Павел Сергеевич вошёл в своё обычное состояние. За бутылкой коньяка потянулась бутылка «Пшеничной» и хозяина развезло.
Сегодня корова, наконец-то, издохла. Она исхудала настолько, что Пашка смог сложить на брезент её останки, вынести из стайки* и захоронить на задворках их двора.
Уже несколько лет этот проклятый сон терроризировал его. Когда-то в детстве Павел, тогда ещё просто Пашка, в воскресенье к вечеру уехал к крёстной в соседнюю деревню, рассчитывая вернуться домой не позже полудня следующего дня. Уехал без спроса, когда родители оставили его одного на хозяйстве, а сами отправились в город на ярмарку и по своим взрослым делам. Какой бес погнал его в ту деревню, он не знал. Но о своём намерении вернуться к назначенному сроку забыл напрочь. Родители вернулись раньше сына. Их встретил пустой холодный дом, рёв голодной коровы в стайке и голодная птица.
По возвращении домой Пашка был изрядно выпорот. В меньшей степени за голодную животину, а более всего за самодеятельность и «забывчивость». Отец порол его вожжами и с каждым ударом приговаривал:
— Это тебе, что мозги были в голове, а не в заднице; это – чтобы чтил напутствие отца и матери; это – чтобы всякое дело исполнял прилежно, без выкрутасов; это – чтобы помнил всю жизнь урок мой…
Теперь корова Зорька и куры третий год из ночи в ночь с редкими перерывами мстили ему. Куры во сне несли яйца и склёвывали их от голода, а которые не склёвывали, те протухали. Зорьку он, оказывается, забывал кормить и поить неделями, потом плача во сне обещал ей не забывать про неё. Но она с каждой ночью всё больше и больше тощала, и вот настал финал. Пашка плакал. Каялся и плакал, захлёбываясь рыданиями.
Проснулся Павел Сергеевич разбитый, с головной болью и ощущением, что он этой ночью совершил что-то поганое, ещё худшее, чем голодная смерть Зорьки.
— Ну, ты, брат, спишь,… – Николай Иванович стоял у стола и упаковывал в свой портфель какой-то предмет, – то рыдаешь и всхлипываешь, то скрежещешь зубами…
— Ты чего мои часы забираешь? – до Павла Сергеевича, наконец, дошло, что вещь в руках Николая Ивановича те самые корабельные часы, которые висели на его стене, но не шли. – Отдай!
— Нет, Паша, не отдам. По двум причинам. Во-первых, дарёное не забирают обратно. Во-вторых, ты должен отвечать за свои действия. Ты помнишь, что вчера говорил и делал?
— М-мммм.
— Между тем, ты мне их насильно вручил, несмотря на мои отказы. Снял со стены и стеная о своей загубленной жизни пихал мне в руки.
— Я пьян был, мало ли что спьяну сделаешь. А потом это же память о моей службе на подводной лодке, на «Ласточке».
Часы были действительно с той самой подлодки, на которой Павел Сергеевич служил матросом. Несколько лет назад, в Комсомольске-на-Амуре на Амурском судостроительном заводе Павел Сергеевич увидел в плавучем доке свою «Ласточку». Она предназначалась на утилизацию. Представителю штаба флота не могли отказать в просьбе, и он получил памятные часы.
В тридцатые-сороковые годы эти и подобные корабельные часы большим оптом Советский Союз закупал в Англии у знаменитой фирмы «Карл Мозер» для своего быстрорастущего военного флота. Удобные в эксплуатации, безотказные, высокоточные, в корпусе из полированной латуни часы верой и правдой служили морякам. И, естественно, каждый моряк хотел бы иметь такой сувенир у себя дома.
— Пили мы на равных, но я почему-то всё помню, а ты – забыл. Тебя в детстве не учили отвечать за свои поступки? Не можешь пить — не пей, а пьёшь – голову не теряй.
Павел Сергеевич в словах товарища услышал нотки давнего поучения отца.
— Ну что ж, твоя правда! Видно, допился я до донышка, если с друзьями смог запросто расстаться. Ведь эти часы напоминали мне друзей моих с подлодки. И ты о них помни!
— Ты не жалобь меня, я не сдамся… У меня есть знакомый часовщик, он часы посмотрит, ключик для завода подберёт. А то ты друзьям своим ходу не даёшь.
— Знаю, тебя не разжалобить. Но ты послушай стишок.
Живут давно друзья меж нас,
Неся благое бремя.
Их долг и в прошлом, и сейчас
Показывать нам время.
И, отбивая темп и такт
На башнях и на стенках,
Они идут, они стоят,
Они бегут, они спешат …
Нет дрожи в их коленках.
— Сам сочинил?
— Нет, батя мой, Сергей Иванович. Ты мне сейчас о нём напомнил. Он первый гармонист был в нашем селе, сам частушки сочинял и сам распевал их, бывало. Вот и стишок его. А я его заповеди забыл. Забыл, понимаешь! А ты напомнил. Так что бери часы, заслужил!
На том товарищи расстались.
С тех пор Павел Сергеевич ни капли спиртного в рот не берёт. Даже по праздникам, даже в День Победы. Как бабка пошептала.
И в семье его всё наладилось. О часах не жалеет, потому что тот случай вернул его к нормальной жизни.
__________________
Примечание: *стайка – так в Сибири называют хлев, сарай.
г. Кострома
22.04.2013 г.