Роковой выстрел



По-разному может протекать военная служба. Кому как на роду написано. Один всю войну под пулями и снарядами пройдёт, царапины захудалой не получит. Другой – в мирное время может пулю схлопотать не за понюшку табака. Об одной такой истории я расскажу.

Помню, как-то раз послали меня монтировать оборудование в Энск. Там своих инженеров наверное пруд пруди, но я-то это оборудование знаю, как десантник автомат Калашникова – с закрытыми глазами соберу. Лодку нашу поставили в док на профилактику. Дел по прямой службе особенных у меня никаких на тот период не было: отпуск отгулял; с салажнёй возиться не хотелось; и я согласился для разнообразия размяться. Полетел с оказией. В аккурат из Сафоново на транспортном самолёте энского авиаполка дальней авиации Северного флота.
Энск – военный посёлок средней величины, по масштабам того же Сафоново. В плане гарнизон представляет собой вытянутый прямоугольный треугольник, положенный большим катетом вдоль водоёма. Я вам потом про водоём ещё расскажу. Не простой он, водоём этот…

Малый катет – улица имени Героя Советского Союза, лётчика полка, в годы войны торпедами потопившего транспорт фашистов. У основания малого катета стояло огромное деревянное здание странной, даже нелепой архитектуры, выкрашенное в жизнерадостный армейский зелёный цвет. Когда-то это был Дом офицеров гарнизона. С постройкой каменного здания Дома офицеров этот начал использоваться в качестве кинозала. К слову сказать, зимой старое деревянное здание сгорело.
Наискосок от архитектурного шедевра по малому катету – лётная столовая, далее – кулинария и, наконец, в углу треугольника штаб полка. Напротив штаба полка стилизованный под пропеллер мемориал, в честь лётчиков полка, отдавших свои жизни в борьбе фашистами.
Гипотенуза сильно продлена в сторону КПП на выезде из гарнизона, переходя в шоссе. Вторым концом она упирается в магазин, разделённый, как часто бывает в военторгах и в сельпо, на два отдела: продовольственный и промтоварный. От этого места большой катет, именуемый улицей Советской, продолжается до одинокой сосны, с изогнувшейся под всеми ветрами кроной во всех направлениях. А дальше – это дорога, ведущая к аэродрому.
Вдоль улицы Советской почти до сосны из прочного тёса проложен тротуар, на котором легко разминутся два человека. Оканчивается тротуар у обычного с виду домика, на котором, однако, можно увидеть краповую вывеску «КОМЕНДАТУРА». Этот домик снискал очень нехорошую репутацию у рядовой части военнослужащих гарнизона, поскольку при нём была гауптвахта. Когда комендант свирепел, то в небольшом помещении «губы» кроме сидельцев набивалось дополнительно свыше десятка нарушителей уставов и воинской дисциплины. Учитывая некоторые садистские наклонности коменданта капитана Чуркина, комендатура вкупе с гауптвахтой вызывали у служивого народа откровенную неприязнь, даже ненависть и отвращение. Мне рассказывали, что той весной Чуркин продержал одного подвыпившего солдата в сыром помещении двое суток. Солдат заболел пневмонией и ему пришлось удалять лёгкое.
К чему я так подробно расписываю географию гарнизона? Да к тому, чтобы ты, дорогой мой читатель, ясно представлял это, когда я перейду к сути своего рассказа о событиях, чему я был свидетелем и в определённом смысле участником.

День 27 июля 196. выпадал на воскресенье. Согласно традиции этот день был Днём Военно-Морского Флота. День Военно-Морского Флота СССР был установлен 22 июня 1939 года постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) и с тех пор отмечается в последнее воскресенье июля.
Накануне я досрочно сдал по акту свою работу старшему инженеру полка. Подполковник оказался дотошным, дожимал меня по всем позициям, но остался довольным и качеством монтажа и, главное, работой агрегата. В результате подписал акт с оценкой «отлично».
В принципе, я мог бы возвращаться домой в этот же день. Но на вторник ожидалась оказия, и подполковник Тучков, не терпя моих возражений, пригласил в Дом офицеров на торжественный вечер.
— Ты, мичман, на сегодня единственный здесь правильный моряк. Мы что? Мы – морская авиация, воздушные волки и моряки лишь по названию; наш океан – небо голубое. А ты и на воде, и под водой в своей морской стихии. Так что, не отнекивайся. Всё равно, я тебя домой быстрее доставлю, чем ты мыкаться с пересадками будешь.
Я колебался недолго. В Североморске меня никто не ждал, я ещё был холост, поэтому сдался на уговоры. Мы с подполковником шли к дежурному автобусу по территории военного аэродрома. Вообще-то мне ещё не приходилось бывать на аэродромах. В ряд выстроились серебристые гиганты – ракетоносные ТУ-шестнадцатые. Несмотря на позднее время, вокруг было много народу. Из штурманских и пилотских кабин некоторых самолётов свисали выдвижные лесенки; сновали техники и другие специалисты. То там, то сям вдруг начинали реветь турбины. Это шла обкатка замененных самолётных двигателей.
Все природные звуки и запахи на аэродроме перебивают запахи прогретого бетона, палёной резины и горюче-смазочных материалов, гул самолётных двигателей и прочие механические звуки, вытесняющие пение птиц. Это царство техники.
Неожиданно, пока шли, подполковник со смехом рассказал мне историю переписки с главным конструктором ТУ-шестнадцатых Дмитрием Сергеевичем Марковым. На этих самолётах противообледенительная система по техническим условиям заправляется чистейшим питьевым спиртом. По регламенту, через определённое время спирт сливается для очистки. Умельцы из технического персонала научились отбирать часть его, очищать и пить, вместо того, чтобы возвращать по прямому назначению.
— Мы – говорит подполковник Тучков – совместно с политотделом сделали запрос конструктору, мол, чем в системе противообледения можно заменить спирт, чтобы его не воровали? И знаешь, что он ответил?
— ?
— Питьевой спирт заменить можно, но только коньяком! В авиации всегда пили, пьют и будут пить. Если заменить питьевой спирт техническим, то через месяц наша авиация лишится всего личного состава.
— Наш человек, тонко знает душу авиатора. А у вас подводников как обстоят дела?
Я не успел ответить. Неизвестно откуда вдруг вынырнул коренастый человек в комбинезоне и быстрым шагом подошёл к нам.
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?
— Обращайтесь.
— Меня неожиданно поставили в наряд, а на мне регламентные работы по 26-му борту.
— А что комэск?
— Так комэск же поставил меня и в регламент, и в наряд…
— Какое последнее приказание получили? Да, и назовите мне себя, что-то я вас не припоминаю.
— Старший лейтенант Косоруков, в полк прибыл две недели назад.
— Так это вы? Мне говорили о вас… – В голосе одного из старших офицеров полка звучало что-то одобрительное, словно за старшим лейтенантом числилось нечто особенное. – Какое приказание комэска было последним?
— Идти в наряд.
— Вот и выполняйте последнее приказание, согласно Уставу. Кстати, что за наряд?
— Патрулирование в гарнизоне.
— М-да, сочувствую! День завтра для вас будет напряжённый.
И ведь напророчил…

Воскресное утро выдалось прекрасным. Я проснулся оттого, что солнце заглянуло в окно и своими ласковыми, тёплыми лучами погладило моё лицо. Где-то по радио звучала популярная песня:
«Воскресенье — день веселья,
песни слышатся кругом,
с добрым утром, с добрым утром
и хорошим днем!»
Все эти дни я жил в общежитии, имеющем статус гостиницы, северные окна которого выходили на тот самый шедевральный кинотеатр, на лётную столовую, на штаб полка и дальше – на чахлую растительность болота. Зато южная сторона, на которую выходило окно комнаты, выделенное в моё распоряжение на три недели моей командировки, радовала глаз и грела душу.
Внизу под яром сверкала вода озера. За ним зубчатой стеной стоял тёмный хвойный лес с вкраплениями лиственных деревьев в светлых округлых кронах. Словно полки великанов в шеломах ощетинились пиками, защищая свои владения, расположившиеся у их ног.
Некогда ледник, наползая с севера, гнал перед собой громадные скальные глыбы и как чудовищная землеройная машина этими скалами выпахивал в теле земли огромные, незаживающие раны. С тех пор прошли тысячелетия. Ледник растаял, оставаясь огромной белой тюбетейкой на макушке земли. Раны, нанесённые ледником – длинные глубокие борозды – заполнились водой и стали озёрами. Их берега поросли хвойными лесами. Финно-угорские племена, населявшие дикие места бескрайнего севера, назвали эти водоёмы лахта. Лахта по-фински могло означать и залив, и бухту, и вытянутое озеро, каких без счёту и в Суоми, и по всему Северу: в Карелии, в Вологодской и Архангельской областях.
Вот такое озеро-лахта сверкало мелкой рябью внизу, маня искупаться в чистой воде древнего проточного озера. Я быстро натянул трико, захватил полотенце и стал спускаться вниз к лодочным гаражам. Там имеются удобные мостки для купания.
На берегу левее лодочной станции, в двух шагах от кромки воды находится рубленый дом. Возле дома хозяин Пётр Кудрявцев выгружал из лодки рыбу: лещей, подъязков и карпов. Рыбы на глаз было не менее двух центнеров.
— Ого, улов! Где поймал столько?
— Где поймал, там меня уж нет.
Видя нежелание рыбака беседовать, я решил, не мешкая искупаться, чтобы не опоздать к завтраку. Вода приятно освежила. В несколько взмахов рук я отправил тело на средину озера; купание окончательно разогнало сонную негу и привело меня в бодрое состояние. Люблю я эти сочетания: тёплое утро, солнце, вода, отдающая запахами рыбы, радующие глаз травы, запахи живой земли, щебетание птиц – всё создающее праздник души.

Лётная столовая быстро заполнялась лётчиками и технарями в летней парадной форме одежды – офицеры, старшины срочной и сверхсрочной службы (дело было до введения звания мичман и прапорщик). Затем, после завтрака, построение у штаба полка. Было зачитано поздравление министра обороны.
Дорогие моряки! День Военно-Морского Флота – профессиональный праздник всех тех, кто стоит на страже морских рубежей России, тех, чья жизнь и служба связаны с обеспечением боеготовности кораблей и частей, членов семей военнослужащих, рабочих и служащих флотских предприятий и учреждений, ветеранов войны и Вооруженных Сил.
От всей души поздравляю матросов и рядовых, старшин, сержантов и мичманов, адмиралов и генералов, рабочих и служащих флота, ветеранов войны! Желаю успехов в боевой учебе и службе, благополучия вашим семьям, родным и близким. С праздником!
Были ещё и речи, и поздравления. Затем все подразделения полка прошли мимо трибун торжественным маршем под звуки полкового оркестра.
Сразу после этого достойным рядовым и сержантам срочной службы старшины вручили увольнительные записки, и на этом вся торжественно-парадная часть праздника закончилась.
В городке замелькали симпатичные лица девушек из окрестных поселений – воскресная поблажка командования для посторонних лиц. Но и не только. Кроме заботы о воскресном досуге рядового и сержантского состава, командование думало о молодых и холостых офицерах и сверхсрочниках, которых в гарнизоне было довольно много.
В программе мероприятий Дома офицеров намечался концерт популярного певца и актёра Николая Соловьёва, пропустить который было бы верхом глупости. После концерта – танцы под оркестр. Время до концерта ещё было много и люди разошлись по домам.

Нет, не могут некоторые несознательные лица в увольнении обойтись без выпивки. Без этого праздник – не праздник. Непременно, хоть тресни, подай им «бормотуху» или водку. Некоторым «счастливцам» девицы специально в сумочках приносят утешительное питие. А несчастливцы пробираются «к бабе Мане».
Эти три магических слова я за три недели слышал так часто, что однажды ради интереса сам пошёл к этой злополучной бабе Мане.
Идти оказалось недалеко. Через взгорок с чистейшим сосновым бором, в котором уютно расположилось здание областного туберкулёзного санатория. Разогретые солнцем могучие многовековые сосны испускали столь целебный дух, что хотелось его пить и пить бесконечно. Спускаясь по тропинке, петляющей через естественный малинник, я впервые увидел завораживающее явление – настоящий исток реки. Между двух древних валунов из лахты вытекал мощный поток. Так, наверное, в бескрайней российской тайге начинаются многие речки носящие названия Чёрные, Лесные, Тихие и т. д. Через поток проложены мостки, по которым легко пройти на противоположный берег и дальше на просёлочную дорогу к небольшой деревушке, вытянувшейся в одну линию вдоль берега озера.
«Сельпо» расположилось в самом начале деревни; бабой Маней оказалась нестарая ещё женщина. Размах её торговли был надёжно скрыт от глаз проверяющих. На полках и витринах были самые обыденные товары: консервы «Завтрак туриста», крупы, дешёвая карамель и т.д. Торговля спиртным велась ею только с проверенными и надёжными клиентами. Глаз у «бабы Мани» оказался наметанным, меня она вычислила, как говорится, на раз. Видно было, что только жадность и личная выгода держит её здесь, а страх делает осторожной, а потому неприятной в общении с клиентами – вдруг скрытый проверяющий.
— Знаю, зачем пришёл. Нет у меня ничего для тебя! – ворчливо сказала она скрипучим голосом, – хотя я ничего у неё не спросил.
— Откуда вы можете знать, что мне нужно?
— А что нужно? Ты ведь не из нашенских…
— Ого! – восхитился я, – да вам цены нет, ЦРУ у ваших ног должно ползать. Вам бы в разведке работать…
— Но-но, осторожней! Небось, ноги бил не за тем, чтобы женщину словами обижать?
— Не поверите, пришёл на вас посмотреть.
— Поглядел? Теперь проваливай!
— Магазин ваш личный? Давайте без грубостей. Есть товар – продавайте, нет – сам уйду.
— Может и есть, смотря, что требуется.
— Коньяк, например.
— Какой?
— Выбор есть?
— Хорошему человеку могу предложить «Плиску», армянский пять звёздочек, грузинский КВ. И шоколад «Гвардейский»…
— И палочку «Московской» сырокопчёной к армянскому коньяку, – подыграл я, – и баночку растворимого кофе.
— Двадцать пять рублей с тебя.
— Идёт! – Перед расставанием я поинтересовался, почему её называют бабой Маней?
— Баба Маня здесь раньше работала, до пенсии. А я Анюта. Название это мне как бы по наследству перешло, как вывеска магазина.
Мы расстались довольные друг другом. Я – нежданными покупками, Анюта – барышом!
Вот такая она была «баба Маня», всеми силами борющаяся с командованием гарнизона. Спаивая личный состав Вооружённых сил ради собственной наживы. И сладу с нею не было. Основными клиентами её, правда, были солдаты из стройбата.

Знаете, какое магическое ощущения силы и всевластия даёт обладание пистолетом или револьвером? Берёшь в руку оружие, чувствуешь его тяжесть, и просто метафизически ощущаешь силу, заложенную в этот неодушевлённый кусок металла, подвластному твоей воле. И эти ощущения делают тебя всемогущим. Мужчины от мальчишки до убелённого сединами старика чувствуют магию оружия на клеточном уровне.
Вот и старший лейтенант Косоруков почувствовал себя таковым, нацепив на ремень кобуру с «Макаровым», а на грудь бляху патрульного.
С утра комендант гарнизона капитан Чуркин провёл долгий и нудный инструктаж с офицерами, назначенными в комендантский патруль. Капитан слыл человеком бескомпромиссным и грубым. Авторитетом для него были три человека: особист, зам по режиму и командир полка, давшие ему карт-бланш в наведении порядка в гарнизоне, особенно в борьбе с полукриминальной стройбатовской вольницей
— Чтоб ни один, – вы слышите меня? – ни один нарушитель не прошмыгнул мимо вас незамеченным. Задерживать любыми путями и доставлять сюда незамедлительно. Не рассусоливать, не цацкаться, не жалеть! Жалость – путь к преступлению! – вещал Чуркин, – Виновных в нерадивости начальников патрулей лично отправлю на офицерскую гауптвахту в областной центр, а матросы гарантировано будут сидеть у меня по десять суток.
После подобных страшилок патрульные прониклись ответственностью к порученной миссии. Каждой группе патрулей была определена своя зона ответственности. Все лазейки для нарушителей были надёжно перекрыты.
Едва патрульная группа старшего лейтенанта Косорукова приблизилась к своей зоне патрулирования, как первый же самовольщик был взят с поличным. За пазухой у стройбатовца была бутылка плодово-ягодной «бормотухи», которая на витрине сельпо не была выставлена. Подобный товар «у бабы Мани» продавался только из-под полы.
За разбирательством с самовольщиком-строителем Косоруков едва не проглядел ещё одного. Между деревьями мелькнул человек в белой форменке и бескозырке.
— Стой! – закричал Косоруков во весь голос, – стой, стрелять буду!
Вероятно, эти слова вырвались у старшего лейтенанта неосознанно, по курсантской привычке, когда он ходил в караулы. Тогда его учили действовать быстро и без колебаний. Однако слова эти вылетели, рука его дёрнулась к кобуре…
Дальнейшее произошло автоматически. Матрос ужё бежал по открытому пространству метрах в пятидесяти от патруля. Бежал почему-то зигзагами, поддерживая левой рукой низ живота. И вдруг упал. Бескозырка покатилась по траве и тоже улеглась недвижно, как и её владелец.
Никто не слышал выстрела, он прошёл мимо сознания присутствующих, только слабый дымок у дульного среза пистолета в вытянутой руке начальника патруля сообщал о выстреле.
Патрульные, забыв о задержанном строителе, сорвались с места и побежали к упавшему матросу. Тот ещё был жив. Поэтому патрульные матросы, не мешкая, подхватили товарища и понесли его к недалёкому лазарету. Старший лейтенант машинально убрал пистолет в кобуру, поднял бескозырку и поплёлся вслед за матросами. Задержанный солдат исчез без следа и без последствий.
Едва дежурный врач лазарета начал осмотр раненного матроса, как он скончался. Рана в спину оказалась смертельной.
Вот так часто бывает, захочешь попасть – почему-то не получается, а в другом случае, хочешь – не хочешь, обязательно попадёшь. Помню, как-то, я ещё мальчишкой был, меня по навету хотели поколотить. Я вначале стал убегать, потом, осердившись за несправедливость, схватил сухой ком земли и в ответ на камни, летевшие мне вслед, бросил ком в обидчиков. И, о чудо! ком в воздухе раздвоился и одновременно каждый комок попал в руки моих противников, готовых метнуть камни в мою сторону. Ничем, как Провидением это объяснить невозможно. А в этом случае тоже Провидение?
За пазухой у парня было две бутылки «Солнцедара».
Они, эти проклятые бутылки «Солнцедара», стали ценой жизни, в общем-то, неплохого парня. Он пошёл в первое своё увольнение, вино покупал не для себя – для старослужащих.
Они, эти проклятые бутылки с пойлом, стали причиной последующих событий.

Из лазарета Косоруков по телефону сообщил коменданту о трагическом происшествии. Патруль немедленно был отозван в комендатуру. Пока шли к комендатуре, старший лейтенант ощущал спиной всё возрастающую неприязнь матросов. Они молча осуждали его, а он не знал, что сказать в своё оправдание. Так они и шли, понурившиеся, угнетённые, молчаливые.
Комендант отобрал у Косорукова пистолет, запер его в свой сейф, и заставил всех троих писать объяснительные.
Как на аэродроме узнали о происшествии? – неизвестно. Гарнизон этого не знал, там праздник шёл своим чередом. Даже командование узнало только через час. Расстояние от гарнизона до казарм более трёх километров. Только телефон мог донести печальное известие. И только из лазарета или штаба полка.
Офицеров и старшин по случаю праздника на аэродроме было минимальное количество. Поэтому главенствовали здесь старослужащие – «деды». Наверное, среди них были и те, кто послали молодого матроса за пойлом. Именно они спровоцировали бунт, несмотря на протесты здравомыслящих матросов и сопротивление сержантов.
Бунт.
Короткое слово, но такое ёмкое. Сколько Россия перевидала разных бунтов и восстаний.




не в дугутак себенормальнохорошоотлично! (голосов: 4, среднее: 5,00 из 5)



Ваш отзыв

Вы должны войти, чтобы оставлять комментарии.

  • К читателю
  • Проза
  • Поэзия
  • Родословие
  • Изданное